Священная война.
Была священная война.
На смертный бой встала страна.
Против коварного врага, она была одна.
Враг был жесток, коварен, зол.
До Волги, вскоре он дошёл.
Многие думали, конец уж нам пришёл.
Вошёл в деревню нашу враг.
Высокомерен, сеял страх.
И слабые сломались, прямо в миг.
А мой отец с тюрьмы пришёл,
Где он сидел, так, ни за что.
Винтовку взял, патроны, в лес он напрямик.
Стремительно катился враг.
Ему, что горы, что овраг,
Болото и река, всё нипочём.
Забрал он вскоре, город Шклов.
Ине было уж там тылов.
Катилась «Красная…», бежали без штанов.
Лаврен Макеич в Шклове жил.
Был крепко скроен, весь из жил.
Из «кулаков», вёл весь свой род, происходил.
Он добровольцем стать решил.
В военкомат, что было сил.
Военкомат, уж за Смоленском, потрусил.
Но не таков был дед Лаврен.
Не знал такого слова – плен.
И две войны, успел пройти, повоевать.
Ему за пять минут собрать.
Котомку, сидор, палку взять.
Вдогонку войску нашему шагать!
Догнал он войско, вновь Смоленск.
И под ружьё, стал наконец.
И стали их учить, как воевать.
Противогаз, и кросс бежать,
Три шага пробежать и стать,
Ему пришлось, потом ни сесть, ни встать.
В глазах темно, всё, как в дыму.
Ему понятно, почему.
Ещё в шестнадцатом году,
Он воевал и на беду, пустили немцы газ.
И он под этот газ попал, и отравился, и страдал.
Такая вот причина и обвал.
Его к расстрелу, сгоряча.
Но привели к нему врача.
И врач, причину «дезертирства» разгадал.
Он быстро акт свой написал,
Лаврена актом он спасал.
И приговор, Заводы строить на Урал.
А мой отец, годы войны.
Жизнь, не жалея, для страны.
Геройски воевал и защищал.
Семью в итоге потерял,
И дом сожгли, но всё ж не зря.
За партизанство, он награды получал.
После войны, впряглись сыны,
Конечно, те были они,
Которые остались от войны.
А мой отец, коренником,
Тянул телегу, с «матерьком».
И все за ним, тащилися гуськом.
И странно мне, сидел в тюрьме.
А тот, «кулак», что б так его растак.
Пришла беда, и оба, да!
«Вперёд! За Родину» - тогда,
Ломились молча, плача иногда.
Лаврен Макеич, тестем стал.
Его мне видно, бог послал,
Такой красивый был тот человек.
Не гнул хребта ни перед кем.
В глаза глядел, мозоль в руке.
И мне запомнился таким, на целый век.
А сколько было у врагов,
Пособников, угодников,
Которые слыли из «бедняков»?
Такого одного, отец,
Сам пристрелил, пришёл конец.
Семью тот выдал. Редкий был подлец.
После войны, сын подлеца,
Да в комсомол, за мудреца.
Всё утаил, и не добрались до яйца.
А я узнал и вслух сказал:
«Зачем, ты, в партию влезал?
И про отца не написал. Скажи?»
Он с аппарата полетел,
Но на верху он усидел.
Уже тогда начался передел.
Нужна священная война,
Чтобы узнать, тебя, меня.
От белого, что б цвета отличить.
В миру понять, а кто, есть кто?
И взять за грудь, и за пальто,
Нельзя никак, все белы, не сличить.
Пойти в разведку, только с кем?
Любой ведь скажет: «А зачем?»
И каждый хочет, доллар получить.
Такая белая стена.
Так изменилась вся страна.
В грехах и эпидемии она.
И что тут делать, как тут быть?
Как поменять и изменить?
И что б за это, срок не получить?
