Гомер ч8 боль уходит
Гомер ч8 боль уходит
Боль, страх, ненависть уходили осторожно, все тёмное, больное вместе стекало грязным потоком прочь. Казалось несчастья прошлого, никогда не вернутся, не могут, не посмеют вернуться.
Такова природа человека, он верит, хорошее, все счастье пришедшее вдруг, станет длится вечно, или очень долго, чтобы успеть насытится попавшими в руки дарами и уж потом заявить- "хватит, довольно, я сыт!". И вытереть губы.
Он пробовал овечье молоко, жирное, тягучее, терпкое с неприметным кошачьим вкусом, которое настойчивые, жёсткие руки женщин сцеживали в большие чаши. Струйки молока били в чаши, взбивали пену,юю пена долго не могла успокоится. Плыла поверху. Чаши уносили, но кое что перепадало женщинам, пастуху, ему. Щеки предательски розовели, ветер и солнце степей добавили загар, он забывал годы голода, когда мать сердито толкла в ступе финиковые косточки прошлогоднего княжеского стола.
Он сочинял уже в подражание слышанному прежде и старый пастух всё чаще благосклонно кивал ему головой. Само небо, в свободные часы тишины, звёздного покоя казалось благоволит таким занятиям. Боги внимали стихам, сочувствовали, а может желали помочь?
Так думалось оттого, что князь забыл о нем, раб стал немного свободней. Мог теперь несчастный раб вздохнуть, расправить плечи, взглянуть в небо, где сонно мигают звезды. Обрёл краткую свободу предаться своим мыслям.
Воображение уносило далеко, могучим крыльям не было преград, уносило столь далеко, что трудно было вернуться. Шел он там осторожно, глядел придирчиво по сторонам опасаясь, как бы всего не испортить. Поминутно сверялся с личным вкусом, с чувством, понимая правду, ложь, право на вымысел и чувство понятой им меры. Уже стал он добавлять в элементы подражания свое, придуманное им. Так понемногу творчество охватывает, обнимает не доступное прежде. Делает оно смелый шаг вперёд там, где прежде мысль бессильно останавливалась. Открывались новые горизонты, видел он, много станет доступно в будущем. Только бы продлился покой счастья.
- Хомо! -Кричали ему
Он спешил на помощь, видел, как по напряжённой, отогнутой в сторону шее барана пробегает змеей кривой нож и алая кровь вспыхнув, заливает песок. Ноги животного вскидывается, опадают бессильно. Туша безвольно лежит на песке, покинутая пока всеми...
Потом дым костра стелется по земле, пахнет жирным мясом, травами. Необыкновенный запах, необыкновенный вкус жареного мяса. Ни с чем не сравнимый, не возможный прежде. И ещё тяжёлые жёсткие хлебные лепешки, испеченые вчера вечером на овечьем сале и бывало, с медом. Душистый напиток из трав...
-Хомо, почитай ещё!- просит, не приказывает но просит только как товарища, равного себе, пастух. Он читает. Пастуху, небу, звёздам.
Среди этого счастья явился посыльный от князя. Маленький, горбатый старичок с седой головой и мертвым взглядом тусклых глаз.
-князь зовёт тебя, мальчик, собирайся, да поживей. Он собрал вещи. Князь звал, следовало торопиться