Гомер ч 7 собаки князя
Гомер ч7 Собаки князя
Они лежали на небольшом, относительно сухом холме, прямо на расстеленной под ними кошме, старательно изъеденной молью. Рука пастуха указывала в раскрывшее свои обьятья небо. Между его сосцов и родинок. Сонные звёзды, мигали, смотрели на них, будто хотели зевнуть. Сладко и равнодушно. Глубокая ночь постепенно овладевала притихшей землей. И только далеко в селении, не успокаиваясь лаяли и лаяли охрипшие собаки.
-собаки князя,-сказал пастух, они сторожат его сабли.
И снова он указал в небо, он продолжал,
-видишь, вон та большая голубая звезда... Она указывает дорогу прямо к побережью. Нужно взять направление на большую звезду и уже никуда не сворачивать. Отказывать себе во всем остальном, что тогда станет не важным. Если например, встретится тебе овраг, обойди его и снова бери направление прямо на звезду. Если встретится гора, обойди, если можешь, снова ищи свою звезду. За ночь сможешь, если не станешь отвлекаться, уйти далеко. Только к утру ужасно проголодаешься... Утром всегда так. И захочешь пить. Если бы я был молод, так же как ты теперь...я бы видел звезду много лучше, но у меня в глазах все расплывается. Проклятое время, как быстро оно летит!
-ты попал в пастухи к князю на войне? Говорят ты был воином?
-да, я был воином! Видишь, вот этот шрам,-пастух взял его руку в свою и провел ею по своей правой руке. Под пальцами мальчика складками кожи змеился застывший шрам.
- вот это память о сражениях. Мы были смелые воины, смерть не страшила нас. Многие решили, что лучше умереть с саблей в руке. Я решил подождать и убежать позже..только вот проклятое время, оно слишком обманчиво.
( Эта была рана, полученная пастухом, когда он резал непокорного барана, была она не самое большое его переживание. Были другие, например переживание про одиночество. Одиночество теперь терзало пастуха все больше. А тот баран, видно забыл на минуту, что он только обычный баран, взял и разрезал кожу, будто лезвием ножа.)
Они лежали некоторое время молча. Каждый думал о своем. Звёзды иногда не удерживались на своем высоком качестве, падали вниз, быстро и необратимо.
-ты помнишь свою мать, хоть немного, хоть что то?
-помню, не все только...она болела, когда черная смерть(чума) заглянула в наши края... Я тогда тоже болел...
-она учила тебя другому языку?
-тому, что не любит наш князь?
-да, тот язык, что не любит князь, - и пастух поежился, - не любит...
Они еще немного разговаривали на тайном, другом языке, понятном обоим. Если их услышат сторожа! Слова того языка звучали так странно, будто то была чужая, незнакомая песня, не звучавшая прежде. И она звучала теперь не по праву, не свободно, была подслушанная вот такой же ночью, в бесконечном мраке. Подслушанная украдкой, без позволения и вдали от всех князей и сторожей.
-ты не совсем правильно говоришь, но вполне сносно, тебя можно понять, только ничего не рассказывай князю, иначе он отдаст тебя в помошники кузнецу, ты станешь там черный, что уголь.
Они помолчали ещё мгновенье и потом пастух, став вдруг на колени и опустив голову прочёл. Слова почти чужого языка вплетались в тихие ночные звуки. Стрекот безумных насекомых, далёкий лай.
- Звёзды, звёзды мои,
Равнодушные звёзды ночные,
Мы уснем, не удержитесь вы.
И глаза станут долго чужие
Блеск ваш тусклый
Искать меж травы.
Вы дарили нам час совершенства.
Вы пытались нас звать за собой.
Просыпаемся здесь,
Без любви, без блаженства.
Там где день отрицает покой...
-что это? Так пели у нас...не знаю, поют ли теперь... На глазах пастуха навернулись слезы. Навернулись и прошли, будто не было их. Скоро стало тише, они молчали, не зная что сказать ещё, да ничего и не нужно было говорить. К ним пришёл сон.
