Гомер ч6 Год неспокойного солнца

В тот год зимы по настоящему не было, запорошило кое где песок снежком, подули холодные ветры, покржились дождинки мелким бисером в потоках воздуха. Солнце прожигало облака, неистовым ликом выглядывало из туманов.

Были неспокойны люди, звало их, мучило солнце. Рано стало теплеть и лето обещало быть знойным. Как всегда поговаривали о войне, только теперь слухи те стали злее, нетерпимее. Мальчишки дрались вдали от присмотра старших и не один из них получил шрамы, которыми похвалялся потом всю жизнь. А жить многим осталось не долго.

Умер старый князь. Тело князя маленькое, сухое, будто деревянное с короткими кривыми ногами лежало в его доме, глиняные плошки чадили масляным дымом в голове и по бокам. Женщины в доме плакали натужно, по обязанности, осторожно оцарапав ногтями кое где свои лица. Они размазывали кровь по лицам, кровь была иногда своя, а чаще принесенная с собой, завернутая чашечка в платке. Платок после нужно тщательно промыть.

В комнате князя на стене у самого ложа князя, у замершего его кукольного деревянного тела, висел роскошный ковер. Там, на уже старом и пропахшем пылью сорока лет ковре, находились привязанные продетыми сквозь ковер ремешками, купленные по случаю князем кинжалы и сабли. Одна пика, найденная в поле старательным земледельцем, направлена была теперь прямо в голову покойного. Князь люто завидовавший великим и красивым, не смотря на все свои потуги и скачки ночные на крутобедрых кобылицах, оставался маленьким, тщедушным человеком, он как тень своих желаний, исчез только выглянуло солнце в прореху между облаков. А солнце и это известно всем, ненавидит немощную тень, прячущую хилое тельце свое под заборами или в иле мерзких, полных дряни канав.

Теперь власть постепенно перетекала в руки молодого князя. Люди понемногу привыкали к воли нового властителя, привыкали ему подчиняться, он многое желал сделать по иному.

Прежде всего он желал заставить своих рабов трудиться усерднее. Казалось был всегда доступен старый веками хорошо испытанный принцип кнута. Трудись лучше и тебя не станут стегать плетью...

Но удары плети бывало калечили рабов, те теряли напрасно силы, а могли бы плодотворнее трудиться во славу доброго князя. Был правда ещё метод пряника, но на это теперь нехватало средств. Кроме того, нет ничего хуже ленивого, зажравшегося раба, нагло уверенного уже во всех своих привилегиях. По сему случаю была у князя и рукопись, некоего Финия Азиатского, названная "О содержании и управлении рабами небольшого хозяйства". В рукописи той не нравилось молодому князю словосочетание "...небольшого хозяйства", но по рассуждении о подобии небольших с малыми, а тех с великими величин, он смирился и с этим.

Князь однажды весной, как только проснулись теплые ветры, а скотина стала тучнкит на молодой траве, вызвал к себе мальчика, у которого ещё и имени толком не было, была лишь кличка, слово некое, на которое тот должен был отзываться. И отзывался. Звали мальчика Хоме, это означало, кажется "хомяк". Так был он прозван за то, что у него были пухленькие щёчки. Были у него пухленькие щёчки даже и прежде, в голодный год, когда все ели одни старые, сухие, точно древесина косточки финиковых пальм. Косточки толкли в ступах, долго отваривали, бесконечно помешивая варево в котле. Иногда варево пригорало.

Хоме прибежал, а нужно было именно бегать, чтобы не получить хорошего подзатыльника, стал в ногах у постели князя.

-Вот что, -сказал князь, сын распутной женщины и обманщика! Знаешь ли ты, сколь трудно содержать мне теперь ваши голодные рты. Притом рты отчаянных негодяев и леньтяев. Знаешь ли ты, сколько золота заплачено за лживую весть твоего отца, бездельника и бродяги, сына мерзкого племени пройдох и воров, сколько потерь принесла эта весть всем нам. Знаешь ли ты как трудно было содержать твою распутную мать, когда она была ещё жива. Но я добр к сиротам. Я отчаянно добр. У меня необыкновенно нежное сердце. Я подумаю, может быть и ещё освобожу тебя, ты только старательно трудись!

Хоме кивал согласно, так было необходимо поступать всякий раз, когда слушаешь князя. Князь любил рассуждать, он хотел воодушевить рабов словом и это был, кажется самый простой путь достижения старательного труда. (Из всего этого видно, что князь был не столь глуп, как многие до него, и даже после. Правда слов нужно было тратить необычайно много. Однако давно уж замечено, что слова те не вовсе пропадают в пустоте, но как бы скапливаются и массой своей все же оказывают благотворное действие на головы непокорных рабов. Главное зародить мысль, она сделает остальное.)

Глядя на кивающую голову Хоме, князь подумал ещё, не может ли мальчишка быть полезен в том же плане, что и его мать. Но мальчики князя еще не слишком влекли. Теперь наступали времена, когда нужнее были пахари и воины. Потом, придёт время, понадобятся одни воины...

-Вот что, -закончил князь, Сын бездельника и распутницы, будешь ты помощником пастуха. Иди в поле к пастуху, скажи будешь его помощником. Старый негодяй вовсе ослеп...-и он отвернулся к ковру, на котором копьё, вырытое рукой крестьянина целилось ему в голову. Он устал, его клонило к лёгкому дневному сну. Сторож у двери отворил дверь и подтолкнул парня прочь,-

-Давай ступай, себе, не задерживайся!