На круги своя
И ты теперь прозрел, но что взять с тех,
кто никогда не видел эту степь,
кто не узнал величие простора
бескрайнего, но всё-таки простого.
На пустоши лишь пепел пыль и гравий,
но как же был предельно филигранен
залитый солнцем колотый гранит,
когда закат его причудливо гранит:
от слишком резко выраженных граней,
до видимой условности границ.
И больше в те пределы не нагрянет
тот шквал войны, шумящей оголтело,
не выстрелит там даже пистолет.
Пространство слишком пристально глядело
безмерностью.
Безмерности той след
математически высчитывать - не дело.
Высчитывать ты мог бы "Пи" сто лет,
вот также не найдя ему предела.
И пустошь утопает в красоте:
стада и пастбища, ручьи, кочевник в юрте.
О как же безмятежен и уютен
тот мир спокойствия и сна.
И эта степь
не вспомнит больше пламени гранат,
А день и ночь по-прежнему гранят
незыблемый гранит и зыбкий гравий,
пастушья дудочка мелодию играет,
лучи заката кровью багрянят,
как кровь, багряный зреющий гранат.
