На круги своя

И ты теперь прозрел, но что взять с тех,

кто никогда не видел эту степь,

кто не узнал величие простора

бескрайнего, но всё-таки простого.

 

На пустоши лишь пепел пыль и гравий,

но как же был предельно филигранен

залитый солнцем колотый гранит,

когда закат его причудливо гранит:

от слишком резко выраженных граней,

до видимой условности границ.

И больше в те пределы не нагрянет

тот шквал войны, шумящей оголтело,

не выстрелит там даже пистолет.

Пространство слишком пристально глядело

безмерностью.

Безмерности той след

математически высчитывать - не дело.

Высчитывать ты мог бы "Пи" сто лет,

вот также не найдя ему предела.

 

И пустошь утопает в красоте:

стада и пастбища, ручьи, кочевник в юрте.

О как же безмятежен и уютен

тот мир спокойствия и сна.

И эта степь

не вспомнит больше пламени гранат,

А день и ночь по-прежнему гранят

незыблемый гранит и зыбкий гравий,

пастушья дудочка мелодию играет,

лучи заката кровью багрянят,

как кровь, багряный зреющий гранат.