Реквием – заупокойная месса.
Хочу помянуть я, друзей – товарищей.
Гришу и Генриха, что ушли.
Пусто без них, как на пожарище.
Сегодня собрались мы, все пришли.
Генрих, сансей наш, любимый учитель.
Тренер от бога, талантлив, не сыч.
Да и по жизни, он был строитель,
И дачу строил, стихи – как спич.
Ушёл он первым, жаркой порою.
Вышел на улицу и затих.
Подвело сердце, бывает такое,
В душе последний, затих его стих.
На похороны, борцы сходились,
Седые, суровые, и молодняк.
Все со слезами, слова говорили,
Только хорошее, только так.
Григорий Давыдыч, был муж настоящий,
Щедр от природы, талантлив и прост.
И человечен, как клён стоящий.
Не прогибался, стоял в полный рост.
Как он умело, объединял нас,
Мог каждого выслушать и поддержать.
Мог пошутить он и посмеяться,
Что б не случилось, не впадал в транс.
Помню такое, была провокация.
И на работе, стали хватать.
Была обычная, профанация,
Но всё по – серьёзному, стали брать.
Арестовали его товарищей.
Щупальца – лапы, тянулись к нему.
В его институте, такое пожарище.
И на допрос всех, по одному.
Стал понимать он, дело серьёзное,
Хоть провокация, но возьмут.
Время нелепое, чувство тревожное,
Нужно в Израиле, взять приют.
Нам рассказал он, билет в кармане.
А против лома, приёма нет.
Но прояснилось «дело в тумане».
Слабо, но всё же, забрезжил свет.
«Дело» рассыпалось, снова мы вместе.
На высоте он, наш бригадир.
Все обвинения, на пустом месте,
Скомканы, смяты, сдали в сортир.
Всякое было, многое сплыло.
Жизнь продолжается, их двоих нет.
Как много хорошего, всё же было.
Скоро и нам, собираться им вслед.
Мы побывали, на их могилах.
Там помянули, блеснула слеза.
Мы всё сделали, что было в силах,
Но жизнь всё вперёд и никак назад.