Постапокалиптическая сказка
Давно былое покрыто тайной.
Землёй веками твой правил род,
Но катастрофа была тотальной,
И лишь созвездий античный сброд
На землю глянет, где всё померкло,
В нелепой серости пустоты.
Всесильно время, по этим меркам
Ты – есть не больше, чем просто «ты».
Лишь город брошенный тянет руки
Навстречу грустной слепой заре,
Как будто в центре его разрухи
Надежда есть ещё. Но узрев
То, как на север нисходят тучи,
Ослабнет сила в его руках.
А тучи виснут, как будто туши
Подвесил кто-то на тех крюках,
Что прорезают свиное сало.
И в ярких прорезях молний-жил
Их плоть над пропастью провисала,
Открыв земле свой обрюзгший жир.
Под ней дома разошлись грибами,
Реки была монохромна нить,
Не вспыхнет разве что погребальный
Костёр, ведь некого хоронить.
Лишь ты пройдёшься по тем руинам,
Пустынность улочек осмеяв
С душевной болью. Там только иней
Покроет крыши, да лишь змея
Сверкнёт чешуйчатым перламутром,
Как будто пала жемчужин горсть.
Твой мир не мог быть святым и мудрым,
Он был обглоданным, словно кость.
Взрасти на этой угрюмой пашне
Способен разве что ураган,
И солнце, в брюхо ему упавши,
Иссохнет также, как курага,
А эта буря, что громко пела,
Что так истошно кляла богов,
Осядет маленькой горсткой пепла
В ладонь. Заброшенный далеко
Твой мир был полон породы горной,
И маков, будто бы злой рукой
С размаху полю вспороли горло,
И из разреза сочилась кровь,
И утекала в истлевший уголь
Дымов и гаснущих там долин,
Где даже город пошёл на убыль,
Как будто сгорбился исполин.
Но только в полном своём сиротстве,
Мир вскроет истинный облик свой,
Когда в бескрайнем его уродстве
Ты с красотою найдёшь родство,
Тогда ты сможешь взойти резонно
На безупречный его престол
И, взяв все стороны горизонта,
Вращать планету своим перстом,
И оседлать её, словно лошадь
В безумной скорости набегу,
И разделить с океаном ложе
На мёртвом каменном берегу,
И стать единственным очевидцем
Того, как снова взойдут хлеба,
Того, как пойло из чечевицы
Закат как прежде начнёт хлебать;
Как солнце глянет угрюмой рожей
И станет воином, падшим ниц,
Что рухнет в спутанность бездорожий
И колосящихся там пшениц,
За ним цветистее всякой ткани
Опять поднимется ураган,
И скалы нежными лепестками
Падут, как жёны, к твоим ногам,
Разрушив мёртвый покой. Ещё бы –
Гроза нагрянула, как орда,
В уют глухой и немой чащобы
И в бесконечные города!
Деревья будут шуршать корою,
Ты их поймёшь и поймёшь грозу,
Дома тебе водрузят корону
Из арок, башен и амбразур.
И опрокинут гигантский купол,
Набрав в него кислоту дождя,
Как наполняют гранёный кубок
Вином для воина и вождя.
Так глянь же с самой крутой горы ты
На все владения, только лишь
Тебе сокровищницы открыты
Забытых свалок и пепелищ.
Ты – утверждённый в правах наследник
Всего, что трогал твой лёгкий жест.
Тебя земля приняла последним,
Зато возвысила в ранг божеств.
