Всадник из льда
В пустыне холода и сна
Влачился всадник на кобыле белой,
А с неба освещала путь Луна
Далекой на этом полотне из тени
Прикован к своему живому трону
Могучей силой абсолютного нуля;
Пробил синевшие доспехи
В груди зияющий осколок льда
Глаза не видели дороги:
В них лишь читалась пустота,
Сквозь дюны снежною пустыни
Вела его кобыла в никуда
Чертило след его искусное копье,
Периодично звякая об стремя и ремни;
Рука покрытая доспехами и льдом
Свисала, держав тащившееся острие
И зверем жутким выла вьюга
Шепча ему на ухо чарующую песню;
Его извечная холодная подруга
Несущая ему людские сплетни
И вот на темно синем горизонте
Вдруг появился бледный силуэт:
На фоне восставало солнце
Нача’лся непредвещанный рассвет
Луч павший на осколок заменявший сердце
Рассеян был и отражен;
Кобыла захрипела, ослепившись светом,
И отвернулась головой
Вдруг силуэт преобразился:
Шла дева полностью нагая;
Всадник же медленно остановился,
Глядя незрячими глазами
Прекрасна дева вся сияла:
Лёд таял под ее ногами,
Улыбкой путь свой освещала ,
Идя неспешно с распростертыми руками
Вой вьюги заглушили пенья птиц;
Тьма постепенно отступала
Казалось свет исходил от девичьих зениц;
Кобыла всадника громко фырчала
И вот на небосводе тьма уступила свету,
Остался лёд лишь под кобылою седой,
Слепило всадника солнце рассвета
Лёд слёзами стекал под одеждами его
Пленила песня девы всадника немого,
А вьюга отступила с темнотой
И подойдя, та протянула руки,
И кобылица заржала с хрипотцой
Глаза прекрасной незнакомой девы
Светились звездными лучами
На этом же лице с нежнейшей кожей
Улыбка с белоснежными зубами
Раскрылись губы, и полила’сь чарующая песнь;
И с первых слов та успокоила кобылу
Аккомпанементом стала ей капель
Сидящего с концами пробудила
Глубок и страшен был тот долгий сон,
Но вот пред ним явился луч надежды
Хотел сказать - но не вырывался даже стон;
Тянули вниз его намокшие одежды
Вдруг в разум въелся жуткий страх
И дрожью некою по телу тот прошёлся
Отдалась эхом по недвижимым рукам:
Бичем над девою копье вознёс он
И как палач, толкнула руку вьюга
Мгновение и песня прервалась
Слеза по щечке пробежала
Из ротика вырвалось лишь «ах»
Упала на колени дева,
Отдёрнул руку всадник от острия;
Вдруг что-то хрустнуло, и сразу
Оторвала’сь от трона снежного нога
Движеньем кротким повернулся всадник
Вновь двинулась его рука:
Снимал отяжелевший от воды доспех,
И зрели вновь его глаза
Оттаял скиталец на кобыле:
Одежды в гневе посрывав,
Узрел что натворил в забытии он,
И на колени к деве пал
Прижал к себе небес творенье,
Издал протяжный горя стон:
Прокляв своё слепящее забвенье
И что судьбою заклеймен
И вновь подкрадывалась вьюга,
Свистела на ухо ему «пустяк»
Тот обернулся полукругом
И глянул в чёрну и холодну даль
Оскалил зубы, прокричал проклятье
Швырнул навстречу холоду доспех,
Сломал древко копья, прося у смерти
Хотя бы дать ещё мгновение на девы смех
Не вняла клятая карга,
И бог ему в тот час не внемлил,
Тогда же вытащил остатки от копья
Из девы что на руке его закинув голову немела
И вырвал из груди своей осколок:
Кроваво-красным засиял тот на лучах;
С слезами, криком и собрав всю волю
Вложил в ее неподымающуюся грудь преодолев свой страх
В мгновение та охладела будто труп,
Но сразу дрогнула и хрипло задышала,
Наверно этим приговором высший суд
Считал что это будет его карой
Вокруг вновь ночь, и всюду льды и белые снега,
Мороз колол как истязатель жертву,
Затмили тучи синеющие небеса,
Как-будто отобрав с остатками надежду
В который раз подкрадывалась вьюга
Хихикая и шукая ветрами,
И знал уж всадник: не за ним подруга,
За той что умертвил своими же руками
Прижал к себе еле дышавшую богиню
Крича проклятия ветрам холодным,
Обвёл снегами занесённую пустыню
Печальным взглядом полным скорби,
В мгновение, кричавший как-будто был услышан:
Столпом прорезались лучи сквозь тьму,
Вой вьюги перешёл в визг крысы,
И жаром окатило снежную тайгу
Вторым походом явилась в мир весна:
Песнь птиц была победным кличем,
Незримой армией топила та снега,
И разгоняла тучи над пустыней
Кобыла же иссохла; пеплом плоть слетела,
Скелет упал на гладь натопленной воды,
Седло намокло и сразу разложилось,
Последний раз пробрякали ее уздцы,
Минуло прошлое, в воде все растворилось:
Одежды, горечь, боль утрат;
И бытие как по щелчку преобразилось:
Но помнит всё немая синя гладь…
На камне двое посредь океана:
В бессилии сидит один, прижав ту что он убил и воскресил
Другая, полудыша, была на гране, умирала,
Но тот осколок чудом жизнь ей сохранил
Вдруг дева руку бледную подня’ла
И шею всадника легонько приобняв
Сказала что-то на ухо устало
И дрогнув, онемела на его плечах
Он стиснул зубы, прижав ту что мертва;
Дрожали напряженные уста,
Затем вскричал, вопрошая у простора
За что так наградила злобная судьба
Но нем ответ пустого океана;
Молчали ситцевые небеса,
Из далека, где бушевали злобные ветра,
Неслась лишь Богом внятная молва…
***
По сей уж день сидит страдалец
Как статуя замершая на все века
И знает про него любой скиталец,
Моряк, ведун и шарлатан
***
Сказания, легенды, тыщи песен
Слагались из уста в уста;
Передавались поколеньем в поколение:
Извечна истина былого бытия
Момент явления немого глагола
Рождает смысл тот что передался навсегда;
Умы куются: за знанием того былого
Преображается грядущей жизни гладь
