Хочу такого мужа (III)

Лена осталась на кухне прибраться и вымыть посуду. Жора тоже умел всё это делать, но делал всё не так, не по Лениному. Полотенчико не расстелет, сразу в кухонный шкафчик убирает, а из него капает. Она как раскладывает? Так, чтобы всё под рукой. С закрытыми глазами может найти, а он опять по–своему. Так же и с холодильником. Он ничего найти не может, надо подсказывать, а сам разложит – так она ничего найти не может нужное. Нет, кухню мужчине доверять нельзя.
 
* * *
 
Георгий со Светой переместились в большую комнату и затихли. Видеоплейер проглотил кассету и начался фильм «Последний дюйм». Сразу же зазвучала эта песня «Какое мне дело до всех до вас? А вам до меня!».
– Пап, а почему ему нет никакого дела до всех до нас? А зачем мы тогда смотрим на него?
– Ты не торопись, доченька. Это он так бравирует. Ему страшно, а он гонит страх от себя. Он один и ему хочется выжить на войне.
– Он не предаст?
– Нет. Бен не предаст. Он настоящий.
Молча смотреть фильмы они не умели. Поэтому Лена держалась в сторонке от этой неразлучной парочки. Им же всё нужно сразу обсудить.
– Симпатичный мальчик. У нас в классе нет таких. Все маленькие.
– Не торопи их. Они вымахают к концу школы.
– Под два метра, как дядя Паша?
– Кто–то под два, а кто–то и не под два. Все пригодятся в этой жизни. Среди наших лишних нет.
– А кто наши?
– А все, кто есть в твоём классе, те и наши. И те, что на улице – тоже наши.
Фильм продолжался. Дэвид и его отец Бен разгружали самолёт и распаковывали оборудование для подводных съёмок. Бен командовал, коротко отдавая распоряжения, а Дэвид тотчас же их выполнял.
– Пап, а почему Бен такой грубый? Ни разу не сказал «пожалуйста».
– Он не грубый, а строгий. Сосредоточенный. Он же один с Дэвидом, без мамы и не хочет баловать сына.
– А ты не строгий. Ты меня балуешь.
– Не строгий, но и не балую. Сегодня, например, только по рожку и съели. Разве это балую?
– Ты мне истории рассказываешь разные. А я слушаю, слушаю тебя, любимый папочка. Так ты меня и балуешь.
 
* * *
 
Наступал в фильме самый драматичный момент: окровавленный Бен вынырнул из моря, упал на берегу. Покусанные акулами руки были сильно повреждены, но камеру и нож он не оставил на дне.
Света вцепилась в руку отца.
– А он выживет? Их найдут?
– Смотри. Немного осталось.
Дэвид тем временем разорвал отцовскую рубаху и перевязал покалеченные руки, снял с отца акваланг, принёс полотенце и подложил его под спину Бена…
Опять зазвучала эта волнующая душу музыка и песня – «Какое мне дело до всех до вас? А вам до меня!». Дэвид, выбиваясь из сил, тянул отца к самолёту. Его охватывал страх, что отец умрёт, а значит умрёт и он сам. Их никто не найдет. Нет, так не будет, будет по–другому.
В этот момент в комнату зашла Лена, увидела дочку всю в слезах, подбежала к телевизору и выдернула шнур питания из розетки.
– Ты отдаёшь себе отчёт о том, что ты делаешь? Посмотри на ребёнка. Она же плачет. Трудно хоть раз быть ответственным и почитать сказки на ночь?
– Какие сказки? «Колобка»? «Чёрную курицу» может о патологическом предателе, слабовольном ничтожестве, чтобы только пожалели куриные ножки? Про Иванушку–дурачка, про Емелю, за которого все другие что–то делали.
– Ну, не нравятся тебе русские сказки, почитай Андерсона. Мэри Попинс.
– Причём тут нравятся или не нравятся русские сказки. Они такие, какие они есть. Порочные. Их в другом возрасте можно читать.
– В каком же интересно?
– Лет в восемнадцать, не раньше, а то и постарше. Сплошные «Гуси–лебеди».
– Так, Светочка, иди в свою комнату с куклами поиграй.
– Я не хочу с куклами. Я с папой хочу.
– Иди. И дверь закрой.
Света послушно удалилась.
– Так, объясни мне, что с тобой происходит? Откуда, вдруг, такая неприязнь ко всему русскому? Ты, что туда глядишь?
Слово «туда» Лена выделила голосом, чтобы подчеркнуть куда именно – за бугор.
– Ты сама посуди, то Василиса–Прекрасная, Василиса–Премудрая всё за Иван–царевича сделает – и приготовит, и ковёр соткет, и под хохлому распишет. А всех его трудов – только покручиниться нужному человеку или даже зверю лесному. Волка припахали, коняжку–инвалида с горбом за три моря гоняют жар–птицу ощипывать. Даже лягушку заставили на себя пахать. А сами? Только и знай, что вздыхают. Ещё бы по таким женщинам не вздыхать?! Только нашей Свете они зачем такие Иван–царевичи? Ни одного из них в мужьях её не хотел бы видеть – ни с полцарством, ни с целиковым.
– Так, продолжай раскрываться. А «Гуси–лебеди» чем не угодили?
– Да это же жуть сплошная. Послушай, как она начинается: «Жили-были мужик да баба. У них была дочка да сынок маленький». Вникаешь? Мужик да баба. А у них дети. Если он «мужик», а она «баба», что из детей вырастет? Вот и вырастают мужики да бабы. Но это цветочки.
На этот раз Жора разошёлся не на шутку.
 
– Доченька, говорила мать, мы пойдем на работу, береги братца! Не ходи со двора, будь умницей – мы купим тебе платочек. Понимаешь, сразу же закладывается в голову ребёнка – сделаешь так, как надо, получишь вознаграждение. Потом они начинают учиться за получку в школе, становятся мужиками – за бутылку, вырастают бабами – всё за тот же платочек, становятся дамами – за шубу и новую машину себя разменивают.
Лена сжала губы и не перебивала. Пусть выговорится, а уж потом она ему ответит по полной программе.
– А дальше жуть сплошная. Девочка у окошка оставила братца, а сама тут же, под окошком играет на травке. Со двора не уходила, как и просили. Вдруг появляются гуси–лебеди, крадут ребёнка и несут в избушку к Бабе–Яге. Не просто грабёж среди белого дня, а похищение ребёнка… казалось бы. Но кто они такие гуси–лебеди? Это души умерших, а сама Баба–Яга – это проводник между двух миров. Отсюда и обряды – баньку истопить, то есть обмыть, накормить, то есть помянуть и спать уложить… жуть жуткая. Скорее всего, малыш что–то проглотил или астма у него, а сестра недоглядела. Поэтому сейчас и в законах прописали, чтобы не оставляли детей без присмотра. Хорошо, я отвлёкся. И вот когда девочка осталась один на один со своей бедой, бежит к печке с простым вопросом: «Видела, куда и кто?». Та ей что говорит? Условия ставит: дров наколи, печь растопи, тесто замеси, пирогов напеки. Что это? Это за гранью понимания. Тоже самое и с яблоней, хорошо хоть джем из своих кислых яблок не потребовала приготовить и на рынок снести, а выручку под корешок запрятать.
Лена продолжала хранить молчание, но вулкан зрел.
– Дальше и вовсе жуть начинается. Молочная река с кисельными берегами. Это символ чего? Нет, не изобилия. Молочной едой поминают покойников. И правильно, что девочка отказалась. Она не хотела смириться с мыслью, что брат умер. Она бегает по полям и болотам, и, отчаявшись, идёт к дремучему лесу к избушке Бабы–Яги, где и находит брата. А та уже и печь растопила, и баньку затопила. Даже мышка-норушка за «денежку малую» - за мисочку каши - открывает девочке страшную тайну: они здесь погибнут с братом, им надо бежать. То есть, пока бедное дитя, одна–одинёшенька, металась в поисках средств спасения для брата, другие о своей корысти пеклись. Сдались той печке её пироги! А из кислых яблок и сидор нормально не приготовишь, а так заставили на обратном пути все сделать, да ещё спасибо сказать. Вот и в нашей жизни сейчас так получается: мечешься в случае беды от одного к другому, благодаришь за их же прописанную долгом работу, а они такие важные: мы теперь не печки–лавочки, а сфера услуг. То есть не за спасибо. А девочка даже киселя отведала, то есть подтравила себя ради брата. Ну и платочек от родителей в конце сказки. А потом удивляемся: «И в горящую избу зайдёт, и коня на скаку остановит». А между прочим сам автор этих строк был запойным игроком–картёжником и пьяницей. Вот, к чему приводят такие «Гуси–лебеди».
– Всё сказал?
– Всё. Хотя могу и другие разобрать подробно. Змей Горыныч, например, символизирует трёх богатырей земли Русской – Усыню, Дубыню и Горыню, которые отказались от крещения – от крещения, а не от земли русской – и их записали в исчадие ада, то есть из царства Кощеево. Усыня – это стихия воды и неводы, Дубыня – это леса, что нас защищали, и стихия ветра, а Горыня – горны, метал и огонь из чего ковались победы. Кому помешали? А он не там живёт, его дом – Калинов мост, точнее под мостом, по эту сторону, по живую. Вот тебе и принцип: кто не с нами, тот против нас. А вчера ещё друзьями были. И я некрещёный. Мне тоже теперь под тем мостом место? А про царя Гороха хочешь услышать?
– Всё сказал. Добавить ничего не хочешь?
– Всё.
– А что, по-твоему, детям нужно читать?
– Жюль Верна – «Дети капитана Гранта», «Таинственный остров», Стивенсона – «Остров сокровищ», да того же Андерсена или Баженова. Там всегда все всё сами и деятельные.
– Теперь послушай меня. Я подаю на развод. Дочь воспитывать я тебе не доверю.
 
* * *
 
Это прозвучало словно гром среди ясной ночи. Теперь уже поджал губы Жора. Подумал немного, пожал плечами и направился к порогу обуваться.
 
* * *
 
– Мам, а где папа?
– Он ушёл.
– Совсем–совсем?
– Я не знаю.
– Нет, не совсем. Он пошёл дядю Пашу искать. Ему холодно.
– Какого дядю Пашу?
– Мне нельзя говорить. Это наша тайна. Мы для него тёплую одежду купили.
 
Наступило молчание. Лена не знала, о чём и думать.
– Мам, Дэви и Бена найдут? Они вернутся домой?
– Не знаю, Света, я не видела этот фильм.
– А давай вместе досмотрим? Я без тебя боюсь.
 
Когда фильм закончился, Света не плакала. Наверное, она просто не хотела при маме показывать слёзы.
– Знаешь, мама, я хотела бы себе такого мужа, как Дэви. Он настоящий.
 
 
Четверг, 27 октября 2022 г.