на крик один

Марине
­глаза мои перебирают буквы,
вы пишете: "не я... " и "не со мной..."
а я в трамвае еду в этом будто
то рядом с домом, то в стране иной,
 
вы пишете про молодость и зелень
разбитую и "та... и та...и та...",
а я назад сквозь лабиринты время
шепчу и плачу: "вот моя рука,
держите, может станет вам теплее,
а может быть, сухую сжав ладонь,
я удержать на крик один сумею
кукушек звон и колокола вой.
 
и повернётся круг совсем иначе,
он стол накроет вам на семерых,
не нужно будет разрешать задачи -
кого в живых оставить из двоих,
не будет рук измученных, в мозолях,
ни слёз, ни обречённой пустоты,
лишь звездопад над лютиковым полем
и необыкновенные цветы
из ваших слов, сплетённые в столетья,
прекрасны настоящностью своей,
и больше ни одной войны на свете.
и чтоб никто не хоронил детей,
 
не укоряйте, и не говорите,
и оправданий отметите хлам,
кто смеет вас судить, какой ценитель?
любой в подмётки не годится вам,
вы - птица гордая, да - надломились крылья,
да - не хватило воздуха, когда
вы молча умоляли - помогите,
просить не смею - слишком я горда,-
вы примеряли платье перед кем-то?
вы целый год искали тот фасон,
чтобы не вызвать отвращенье смертных,
в бессмертие входящих, будто в сон.
 
простите нас, за то, что мы, живые,
так скверно исковеркали слова,
за наши притязания пустые,
за выдохи и вдохи холостые,
за подлые попытки воровства,
за фальшь, за нищету в холодном сердце,
за неумение открыто говорить,
за то, что беспринципно лезем к дверце,
которую во век не отворить
умом, подсчётом, выверенным ритмом,
хоть тыщу лет учи-переучи,
мы не умеем вены резать бритвой
и так писать, чтоб стих кровоточил.