Полтора Ивана.
Я, сижу, на борту лодки, правлю.
Направляю я её на перекат.
На носу стоит Иван,
Мужчина справный.
«Полтора Ивана» - говорят.
Луна светит, тишина и зыбь.
«Лучим» рыбу, выехали ночью.
На воде, дно видится воочию.
Чисто где, и где топляк лежит.
На носу у лодки выступает,
Специальная корзина, в ней лежит.
Свежее смольё, горит, пылает.
Отражается в воде, бежит.
Иван, ищет рыбу, покрупнее.
Вот судак большой, он мирно спит.
Острогу перехватил сильнее.
И удар, и судачок, прошит.
Быстро его в лодку, в лодке рыбы,
Уж до половины здесь лежит.
Кто увидел, волосы бы дыбом,
Поднялись. И голову кружит.
Ну, а рыба, на подбор, большая.
Щуки, хариус, судак, стерлядь.
Что нам окунь и плотва, мы не мешаем.
Мы, по – принципу, хорошую лишь брать.
«Всё!» - сказал Иван: «Пожалуй, хватит.
Направляемся домой, конец рыбалке.»
Что же, хватит, мне понятно, значит.
Водочки нальём себе по чарке.
Выпили и закусили салом,
С луком, и солёным огурцом:
«Ну, теперь давай ещё, по – малой!»
Я сижу с Иваном, как с отцом.
Он мужик что надо, даровитый.
Брату друг, и мне теперь он друг.
Местный он, он опытный и битый.
Годы за плечами, очень крут.
Но работать, он совсем не хочет.
Он принципиален в этом, строг.
Если спросит кто, он захохочет:
«На кон денег хватит, и восторг.
Вот приедут, «молодые зайцы»,
Присылают их тайгу рубить.
Мы в картишки, оборвём им яйца.
Деньги что – навоз, и будем жить.»
Так всегда ответствовал он брату,
На вопрос: «Что не работаешь, Иван?»
А Иван: «Да я ж не виноватый,
Если не играю, тогда пьян.»
Вот такой был, богатырь – бродяга.
Веселил людей, был добродушен, добр.
Но однажды, выпала бодяга.
В грудь свинец, Иван был очень храбр.
Долго мучился, в парилке его парил.
Терпеливо боль Иван сносил.
А я веничком, стегал его и жарил.
Он терпел, стонал, сильней просил.
Я вернулся в Минск, брат написал.
Что недавно, месяц, два назад.
Иван умер, сильно он страдал.
Но кто же, в его смерти, виноват?
