песТня
Зрело одиночество в голове
где-то под виском и чуть-чуть левей,
там катало мысли в тяжёлый шар
так, что было трудно порой дышать.
Тарахтело дятлом, скулило псом,
по ночам нахально гоняло сон.
А потом, намаявшись в глубине,
змейкой выползало гулять вовне.
Колобродило меж стен тесной кухни,
где, насытившись луной, тени пухли,
помогало ветерку в трубах плакать
и крошило непокой в чашку латте.
Породнились с ним, перешли на «ты»
под бокал вина и табачный дым:
обнимало, путалось в волосах.
На коленях пел, не спешил спасать
кряжистый котейко, познавший дзен —
незлобиво жмурясь, сидел-глазел,
лбом пинал под локоть: «да ладно, чё,
отболит, развеется, утечёт».
Он не ведал, толстый рыжий пройдоха:
нам, пернатым с берегов Арвароха —
чтоб намёрзший ледничок начал таять —
не нужна большая шумная стая.
Только бы один, что давно знаком,
вдруг ворвался ласковым сквозняком.
Вместе — на крыло да под облака,
на земле бы — тоже не отпускать…
Посреди подлу́ненной темноты
честно караулят мои мечты
кот и одиночество до утра,
будто им подруга или сестра.
Но уверенной рукой, зная дело,
на троих целебный сбор осень делит,
а рассвет, спеша размыть боль и небыль,
недопитым каберне льётся с неба.
