К тебе прицелясь, как да Винчи...

К тебе прицелясь, как да Винчи...
К тебе прицелясь, как да Винчи
к Джоконде, гладя чистый холст, –
я, в боевом застывши клинче,
взметнул словес игристых тост!
Нашло чего? с чьего-то ль тела
на тайном сайте забурел?
но сердце жаждало расстрела
под кучный залп амурных стрел!
 
Ой, понесло ж меня куда-то,
аж вверх подкинуло и ввысь!
Чтобы вот так витиевато,
без мата, в общем-то (кажись),
я расплескал томленье духа, –
и не упомню... Может быть,
смогла зараза-бормотуха
ввести меня в такую прыть?
 
Ведь больше корчить мне престало, –
в угоду новым временам, –
брутала, хама, маргинала,
а тут срывается: «Мадам…»,
«позвольте», или «эфемерно»,
«пердюмонокль», «перфоманс», и…
Ещё бы смыслы знать примерно,
замысловатой той нудни.
 
Простившись мысленно с заначкой,
и вслух, и в голос возжелал:
любви цветочной и коньячной!
Да что там! толком сам не знал,
на шаг какой в сей миг я волен!
И воспаряло естество
превыше будней-колоколен,
суля нам Неги торжество!
 
…А вот и «стоп!», и торможу я
перед твоей «двойной сплошной».
Как Цеткин глядя на буржуя,
зевнув на паузе большой,
угасишь мой порыв, попутно
штрихуя в сердце живопИсь:
«Слышь, ты чего опять курнул-то?
Иди-ка, милый, ляг, проспись…»