Кубики
Стихи с материалом для компоста
сравнил знаток ментальных биомасс
и заявил, что все не так-то просто,
не все, не все придумано до нас.
Ему с утра не поднесли рассола –
и вот готов критический пассаж…
…А ты – слагай! Воспой поля и села,
и вечер, за который все отдашь,
и мамкину окрошку, и гармошку,
и свой родной медвяно мятный край.
Немного мяты и медку немножко…
А самогонку критику отдай!
Нет, он любви высокой не изведал,
и потому невесел и небрит,
и променял он Фета на конфеты,
и часто не по-русски говорит,
и, мелочным порокам потакая,
зовет тебя мегерой из мегер.
О, негодяй! Но ты ведь – не такая.
Ты – нежность. И почти что Анна Керн.
Начни: «Как говорил великий Пушкин…» –
и дальше – два катрена про любовь…
…Слова-словечки, детские игрушки.
На каждом – след младенческих зубов.
Ах, если бы за штамп – хотя бы рублик
в какой-нибудь гуманитарный фонд!
…Крути-верти дурацкий кубик-рубик,
А критикам тверди: «Какой афронт!
Вы – душегубы! Вы – ночные тати!
Недобрые слова, недобрый глаз!
У каждого найдется свой читатель!
У каждого… да только не у вас!»
На Кузьмиче халат – почти что тога
(хоть верит сам: талант нашел в стогу),
а ты – Эвтерпа века золотого…
Отдать бы шлакоблочный век врагу!
В цинизме новых дней былое тонет,
издателя младое племя доит,
и это – где же слово взять? – зашквар.
А ты в воображаемом хитоне
все так же славишь время золотое…
гармонь и арфу… Где ты, гонорар?!
Ты одухотворенная, другая,
К тебе слетает что-то… кто-то… чу!
…Из кубиков стихи своих слагая
(кривится критик: «Скука, и пурга, и…»),
читаешь.
Под окрошку.
Кузьмичу.
