Люблю тебя
Незаметно подкралась осень. Небо заволакивали серые тучи, последние лучи солнца растворились в них. Резкий ветер взмётывал пожелтевшие листья, поднимал кверху пыль, заставляя жмуриться и идти быстрее. Ему хотелось поскорее домой, где уютно и пахнет ужином. Он вскочил на подножку переполненного автобуса.
Домой… Как тепло на сердце от этих мыслей! Он так долго был один, так много раз возвращался туда, где его никто не ждал... И сейчас спешил, думал о ней, приятное чувство согревало и заставляло улыбаться. Вспоминая вчерашний разговор, словно слышал её мягкий голос, гладил русые волосы и радовался. Забыв о реальности, шевелил губами и почти вслух заговорил о том, что они вместе уже полгода, что ему хорошо и спокойно с ней, как они счастливы, и что, может быть…
Внезапно он почувствовал странный холод и ощутил на себе чей-то колючий взгляд. На месте для инвалидов, спиной к водителю, сидела странная женщина в чёрных одеждах, с большим количеством украшений, и пристально смотрела на него. Казалось бы, от скуки, от нечего делать, пронзала взглядом и как будто послойно сканировала его чувства, мысли и всю такую непростую жизнь. И с непонятной злобой словно смаковала то, что «раскусила» его радость, мечты и счастье…
Приятные думы вмиг развеялись, ему стало очень некомфортно, захотелось немедленно выйти из автобуса, чтоб не видеть сверлящую взглядом даму. Вспомнилось, что, защищаясь от нападок неприятных людей, надо мысленно выкладывать воображаемую кирпичную стену. Глядя перед собой, начал по кирпичику, очень педантично её выстраивать, стараясь не смотреть на чёрную тётку.
На остановке выходили и заходили пассажиры, толкались, двигались по салону, пересаживались с места на место, и только они вдвоём ничего не замечали и делали свои странные дела. В какой-то момент уловил её снисходительно-пренебрежительную ухмылку.
Перехватив этот взгляд, она сказала:
– Что, стену выстраиваешь? Не поможет…
Испарина выступила на его лбу, растерялся, отвернулся и, посмотрев в окно, увидел, что проехал две остановки после своей. Автобус остановился, и он поспешно вышел.
Его не покидало ощущение разбитости, подавленности, ему казалось, что эта тётка проникла в голову, сердце, душу, перевернула с ног на голову, навела там свои порядки, что она знает и видит всё, о чём ещё совсем не знает и не может знать сам. Несколько раз оборачивался, ему казалось, что она идёт следом, что по-прежнему даже спиной он чувствует тот леденящий душу взгляд.
Начинал накрапывать дождик, прохожие доставали разноцветные зонтики. «Пивной домик», распахивая двери, выпускал подвыпивших и счастливых, которым никакие зонты не были нужны. Он и сам не заметил, как оказался внутри и купил пива. Приятное тепло разлилось по телу, помогло, наконец-то, расслабиться и начать анализировать, что же это такое было…
«Дурак! – думал он, – Какого чёрта надо было вообще на неё смотреть, слушать? Зачем?» Спрашивал и не находил ответов на свои вопросы. Её слова не переставали звучать, словно предвещая что-то нехорошее. Потряс головой, как бы желая прогнать, вытрясти всё ненужное, наносное, и, выпив ещё кружку, вышел на улицу.
Спускались сумерки, дождь разошёлся сильнее, редкие прохожие торопились по домам. Ему же тоже надо спешить, и в этом было столько радости еще полчаса назад! Хотел перейти на другую сторону, чтоб проехать на автобусе, но снова вспомнил и про ведьму, и про стену, и последнюю зловещую фразу «не поможет». Странная паническая атака вновь подступила: сильнее забилось сердце, не хватало воздуха, сжало затылок, засвистело в ушах. Вернулся, присел на скамейку на той же остановке, где вышел, отдышался.
«Парень, тебе плохо?» – услышал над собой мужской голос. Несколько человек ждали автобус и косо смотрели на него. Встал, пошатываясь, направился в сторону своей улицы и дома, услышав вслед неодобрительное «пьянь».
Стало немного обидно, ведь это не про него, но понимал, что и выглядит сейчас странно, и эти две кружки пива не менее странно отозвались в его организме, и действительно сейчас, наверное, он слишком походил на безвольного алкаша, бесцельно слоняющегося по городу. Стараясь идти побыстрее и не смотреть в лица встречных прохожих, он всё никак не мог забыть о случившемся.
Мрачные мысли прервал телефонный звонок. Тот самый-самый желанный!
– Ну, ты где пропал? Стынет всё, жду тебя.
– Я добрался, через пару минут буду дома. Люблю тебя!
– Я тоже тебя люблю! Давай скорее.
Мягкими лапками шагнула в сердце радость, свернулась калачиком и замурлыкала. Он ускорил шаг, ощущая несказанное счастье, к которому так давно шёл. Смотрел на свои окна, где горел мягкий свет, и слова "люблю тебя", которые они каждый день шептали друг другу, умиротворили его.
"Всё проходит", – подумал он, когда вдруг вспомнил своё детдомовское детство и долгое одиночество в квартире, оставшейся от погибших родителей. Вспомнил, как непросто было осознавать, да и жить с тем, что у тебя нет никого из родных, как трудно заводил друзей, выстраивал отношения с девушками. Как часто ссорились они с первой, и как легко она его обманывала. Всё это было теперь в прошлом.
Он не заметил мчавшегося на красный и ослепившего пешеходов внедорожника, не слышал скрежета тормозов и крика женщины, переходившей дорогу рядом с ним, не видел столпившихся вокруг людей... И уже не почувствовал тепла рук той, которая ждала его у окна и выбежала сразу, как поняла, что случилось…
Сквозь ватные слои пустоты и невесомости настойчиво и резко прозвучал голос анестезиолога, шлёпающего по щекам: «Дышим! Дышим! Сам давай, сам!» Яркий свет операционной, запах лекарств и голоса медсестёр ворвались в сознание странной болью и непониманием. Хотелось спросить, почему он здесь, но не слушались руки, не двигался язык…
Его переложили на каталку, повезли в палату. Родные заплаканные глаза той, которая всё это время прижимала к груди мамину иконку и молилась за него, трепетное прикосновение её рук и уверенный голос хирурга: «Всё будет хорошо! Пить пока нельзя. И спать ему два часа не давайте», – окончательно вернули его в этот мир. Пересохшие губы смогли прошептать едва слышное: «Люблю тебя».