Мальчик
Тебя не смог понять твой захолустный город,
Астральной синевы кочующий гребец,
Живот ночных небес тобою был распорот,
Расшитых серебром, чернеющих небес.
Условностей чужих отвергнув тонный якорь,
Толпе наперекор избрав свой яркий путь,
Ты знал, лишь та звезда в ночи зажжется ярко,
Что ринется во тьму без страха утонуть.
Ни капли не щадя своё худое тело
И в руку взяв талант, как яростную плеть,
Ты сам изгнал себя с привычного предела
Просторов всей Земли и принялся лететь.
И вот уже огня мощней и ярче нету,
Чем тот, которым ты поджёг священный храм
Страдающей души, упавшей за планету,
Как падает солдат от огнестрельных ран.
Так пусть же миражом откроется виденье
Для полусонных глаз судов и матросни
Вся суть твоей борьбы – величие паденья,
Которым небеса ты думал подразнить.
Прошло немало лет, и в этот промежуток
Так не сыскался тот в туманной череде,
Кто б смог тебя понять, ты был для многих жуток,
Ты – праведных грехов великий чародей.
И тайнами ведом далеких абиссинцев
Вошёл ты в мир иных, пугающих былин,
Ты рыжий пил закат со вкусом апельсинным,
Ты зелень ночи пил, что горше, чем полынь.
Где бледная луна над пустошью саванны
Раздавлена была в чудовищный овал,
На весь огромный мир сквозь солнечные ванны
Ты вместе со слюной свои стихи плевал.
И в те часы, когда взошедшая с востока
Заря над пустотой, как золото, горит,
Душа твоя в пылу безумного восторга
Быстрее мчалась, чем любой метеорит.
И свет её лучей так ярок поутру был,
Как если бы там был низвергнут Люцифер,
Как если бы вдали архангельские трубы
Гремели звучный гимн семи небесных сфер.
Младенец, чьи уста, во времени глаголя,
Прославили своё хмельное божество,
Удушьем табака, парами алкоголя
Пропахли и любовь, и смех, и ужас твой.
Ты шёл всегда вперед, ты шёл упрям и нагл,
Весь а́тлас, как атла́с, подошвами кроя́,
Ребёнок Сатаны, скиталец, падший ангел,
Стремящийся найти эдемские края.
И всё же отыскав предел земного рая,
Споткнувшись о его неведомый порог,
Наверно, понял ты, так тяжко умирая,
Что есть и рай, и ад на каждой из дорог.
Но крыльев больше нет! О, смерть, хоть ты приди-ка
В распаренную грязь, где плоть поражена!
Всю прелесть твоего ярчайшего индиго
Съедала день за днём болезни рыжина.
Промчался и погас. О, как же был недолог
Твой пламенный полёт, но ловкое перо
Успело совместить из груды малых долек
Вселенную больших, диковинных миров.
Не чёсаны вихры, не выглажены брюки,
Незыблемый девиз: «Сражайся и болей!».
Ты пал за край Земли, но шрам в небесном брюхе
Остался маяком для пьяных кораблей.
