Никогда бы не поверила, что можно попасть в клинику нервных болезней с такой ерундой, как блуждающие микрокристаллы в среднем ухе, вызывающие внезапные головокружения и обмороки. И тем не менее, я здесь: в палате с двумя интеллигентными набожными женщинами пенсионного возраста. Выслушивая, то одну, то другую, появлялось ощущение, что я нахожусь меж двух берегов, причем не одного водного бассейна, а у слияния двух рек с разным течением, которые образуют немыслимый водоворот.

Ольга - это райский уголок на берегу Тихого океана в солнечную погоду - с белым песочком, отливающим на солнце серебром, и ровным пологим входом в воду. Она вся такая приятная, домашняя, спокойная. В огромных очках на маленьком личике с заострённым подбородком и ровненьким острым носиком, она больше напоминала маму-мышку, хлопочущую о своих мышатах. Воды ее общения - ласковые, теплые, умиротворённые. Женщина находилась в глубокой депрессии, так как совсем недавно похоронила тридцатипятилетнюю дочь.

Второй же берег - Марина. Крутой, с редкими камнями идей, с опасными тропочками экстравагантности и демонстративными экзотическими растениями. Стройная блондинка с модным каре, лебединой шеей и изящными длинными руками, она, как дирижёр, искусно управляла стихией, которая властвовала на её берегу. Энергетические воды речи и поведения Марины напоминали неугомонный, журчащий, стремительно несущийся вниз поток горной реки, впадающей в бушующее море. Все: и медицинский персонал, и больные называли её Ураган.

Марина, воспользовавшись каникулами, в буквальном смысле сбежала от 14-летнего сына, который пахнет. Вы не ослышались. "Мой сын пахнет, точнее, воняет, я не могу его обнимать, из-за этого у меня истерики", - объясняла Марина соседкам по палате. Диагноз мы так и не поняли, но явно она лежала в клинике не просто так и, как оказалось, не в первый раз. Мне, как матери троих детей, и Ольге, потерявшей единственную дочь, слышать такое было дико. Тем не менее, именно Марина меняла погоду в любое время суток в нашей палате, как шквальный ветер, образовывая особый микроклимат, разгоняя скучную больничную жизнь безудержными идеями и разговорами.

Ольга, имевшая медицинское образование, всё-таки сделала очередную попытку выяснить диагноз Марины.

- Так с какими симптомами тебя положили? - этот вопрос звучал уже раз пятый за третий день.

- Девочки, понимаете, - оживилась Марина, решив, что ей не отвертеться, - мне нужно отдохнуть от мужа и сына. Я прихожу к врачу и говорю, что теряю в весе, у меня нервное истощение. И эта схема работает.

Мы обе уставились на Марину. Да, она стройная и худенькая, на вид сорокового размера. Пожалуй, со спины её вообще можно было принять за девочку-подростка. Марина продолжила:

- На самом деле я всю жизнь такая. Из-за моей фигуры вечно проблемы. Все мужики так и таращатся, - она замялась немного, - в общем, мне нужно вновь обрести душевное равновесие.

Мы с Ольгой снова переглянулись. Марине было пятьдесят семь, выглядела она действительно хорошо, но понять то, что она пыталась сейчас сказать, мы не могли. Тут со всей своей прямолинейностью я задала вопрос в лоб:

- Марина, у тебя есть любовник?

Ольга, поперхнувшись от неожиданности, тихо сказала:

- Катюша, нельзя задавать такие вопросы. Это же нетактично.

А Марина, покраснев, начала нести что-то невнятное:

- Вообще я мужа своего люблю. У него неизлечимое заболевание...уже давно...понимаете. Я женщина темпераментная...нет, я его не брошу, я за мужа в огонь и в воду. Мы тридцать лет вместе. И в хоре я церковном пою. Но даже в храме на меня смотрят, понимаете. Батюшка сам отношения предлагал. А я ведь ничего не делаю. Ношу платья в пол...пою и всё.

- Чего ты нам тут титьки мнешь? - говорю, - можно подумать, что пение в хоре может погасить твой темперамент. Признавайся: есть или нет любовник?

Марина снова покраснела, выдохнула, и ее словно прорвало:

- Сейчас нет. Но были. Ну не могу я, девочки, ничего не могу с собой поделать. Грех это мой. Я дурею без мужских ласк. Любви хочу, страсти. А у мужа редкое генетическое заболевание, ему каждое движение причиняет боль. Уйти от него не могу, это ж предательство с мой стороны оставить на старости лет его одного больным.

Вопрос ошеломлённой Ольги прервал Марину:

- Извини, может, я чего-то не понимаю, но впадать в искушения с другими мужчинами разве не предательство?

- Это моя потребность, всего лишь зов плоти. А муж мой знает про похождения, смирился. Вот сейчас в чувства приду и найду кого-нибудь. А может, у вас кто есть на примете, а девочки?

Мы с Ольгой сидели как вкопанные и не знали, что сказать. Марина тем временем, уже не стесняясь, продолжала:

- Мне нужен мужчина смелый и необузданный, как дикий ковбой, но при этом верующий, чтобы без похабщины и пошлостей, ну и самое главное - с маленьким кнутом?

- С каким котом? Кот-то тебе зачем? – с недоумением спросила Оля.

- Да не кот, а кнут, -замялась Марина, - какие вы непонятливые, девочки. У каждого мужчины есть свой кнут, ну как там его…писюн. Ну что вы, как маленькие, ей Богу!

Мне в свои сорок четыре года, конечно, приходилось слышать похожие истории, но такое – впервые. От неожиданности я засмеялась и говорю:

- Вы это сейчас серьезно? Оригинальные у вас запросы, Марина. Напишите объявление в интернете.

Тут нашу темпераментную рассказчицу вызвали на иглоукалывание. А я продолжала смеяться, пытаясь уместить все сказанное в своей голове и представить. Однако серьезное лицо Ольги меня мигом отрезвило. Она глядела в одну точку, а по щекам стекали крупные слезы.

- Оленька, что с вами?

Она молчала. Я села рядом. Зная, что Оля очень набожный человек, я догадывалась, что услышанный рассказ нарушил её идеальное представление о мире и верующих людях, поэтому очень осторожно я попыталась сгладить ситуацию.

- Оля, вы осуждает Марину? Понимаете, верующие люди тоже из плоти и крови, ничто человеческое им не чуждо. Это жизнь. Такое бывает. Марина правильно сказала, это её грех. Возможно, придёт время, и она раскается и будет думать по-другому. Зачем же нам с вами брать на себя грех осуждения?

- Напротив, - Оля расплакалась и, заикаясь, продолжила: - Я раньше всегда осуждала прелюбодеяние. Всегда! Это было для меня самой большой мерзостью. Дочь в целомудрии воспитала... И только сейчас... сейчас до меня дошло, что я загубила.... собственную дочь загубила. Как же так?! Я как будто находилась в каком-то затмении. Я ей запрещала... это она из-за меня заболела.

- Ну, может быть, правильно запрещали? - пыталась я поддержать собеседницу, не совсем понимая, о чём идёт речь.

Ольга рассказала, что ее дочь, выйдя замуж, спустя некоторое время сообщила, что ее муж, как мужчина, недееспособен. После очередного обследования, было ясно, что сей недуг можно вылечить. Сообщила она это и маме своего мужа, та, имея связи и деньги, предлагала лечь в клинику в Германии, но сын наотрез отказался что-либо менять. Дочь Ольги очень хотела детей, но мать категорически запретила разводиться с мужем и уж тем более вступать в какие-то связи на стороне. В итоге дочь прожила в таком бесполезном браке 9 лет, а потом обнаружилось, что у нее рак яичников последней стадии и шансов на спасение нет.

- Как же так? - плакала Ольга, - я собственными руками дочь загубила. Она бы ещё могла родить, и быть счастлива. И у меня были бы внуки. Мне пятьдесят восемь, и я впервые задумалась над тем, что же есть грех на самом деле? Кто же из нас большая грешница в данной ситуации?

Я была в растерянности. Оказавшись невольным слушателем двух абсолютно разных историй, я не могла ни осудить, ни одобрить поступки этих женщин. Надоедливым пульсом долбил по извилинам вопрос: "Что же есть грех на самом деле?"

Как могла, я попыталась успокоить свою соседку по палате. Говорила, что прошлого не вернуть, у каждого своя судьба. Что не стоит себя винить. Мы не можем знать замыслов Бога, почему произошло все так, а не иначе.

Едва лишь Ольга успокоилась, как в палату вновь влетел ураган по имени Марина.

- Девочки, я нашла такое замечательное место!

Марина явно была довольна своим замыслом, о котором тут же нам поведала.

- На улице жара +32, в палате дышать нечем. А я нашла шикарное место, где можно позагорать.

Нам стало очень любопытно. И, сами даже не понимая как, мы согласились на очередную, так нам тогда казалось, совершенно невероятную авантюру.

Прежде чем повести нас на то самое шикарное для загорания место, Марина решила одеться соответствующим образом.

Проблема оказалась в том, что подходящей одежды у нас не было, так как больница - не курорт. У меня, правда, были с собой спортивные шорты и майка, в которых я ходила на занятия по дыхательной и кардиогимнастике. Выходить в таком одеянии на улицу и разгуливать в нём по всей территории больницы (а территория надо заметить приличная - 25 корпусов) я уж точно не собиралась. Но ураган по имени Марина убедил меня, а точнее, просто поставил перед фактом, что надо идти именно так! Оля, не веря, что нам удастся позагорать, оделась как обычно: лёгкая майка и брюки.

Сложнее всего оказалось выбрать наряд для Марины, она основательно подошедшей к этому делу. Вывалив на кровать всю привезённую с собой одежду (а это полный походный рюкзак и пакет "Ozon"), она стала нервно подбирать трусы и бюстгальтер, которые хоть отдалённо напоминали купальник. Перебрав пар пять, может быть, и семь (я не успевала считать),

мы единодушно решили оставить чёрный, более менее гладкий верх и приблизительно такой же черный низ. Казалось, Марина довольна и можно уже идти, но... надо же было ещё подобрать, что можно надеть поверх сего шикарного наряда! На просматривание оставшихся вещей ушло изрядное количество времени, и наконец образ был завершён: белый топик с завязками под грудью, из-под которого заманчиво просвечивают чашечки чёрного бюстгальтера с претензией на купальник, и белые обтягивающие джинсы, оголяющие живот. Чёрные кожаные сабо на высоченной платформе вытягивали и без того стройную, как березка, фигуру. Осмотрев себя в камеру телефона, как в зеркало, Марина заключила:

- Разве скажешь, что пятьдесят семь? Максимум – тридцать пять.

Пока Марина пыталась подобрать себе подходящий наряд, мы с Ольгой старались угадать, что же это за необыкновенное место.

Перебрав все возможные варианты, где оно, с точки зрения логики, могло бы находиться, мы так и не могли угадать, куда направляемся. Но когда дошли до этого райского уголка, нашему удивлению не было предела. Выбранным для загорания местом оказалась центральная площадь

территории больницы, по кругу засаженная небольшими кустарниками пузыреплодника, ровненько подстриженными сантиметров на 30 от земли.

Внутри этого зелёного ограждения были вымощенные плиточкой дорожки, вдоль которых под липами стояли лавочки. Чуть в стороне от них располагалась зона со стелющимся по земле можжевельником, а неподалеку от неё - грот из искусственного камня, в котором журчал ручеёк. Место действительно очень красивое и со вкусом оформленное. Мы с Олей несколько раз любовались центральной аллеей, но нам и в голову не могло прийти, что здесь можно загорать!!!

Между тем, Марина, не обращая внимания на наше недоумение, живо взяла инициативу в свои руки. Она распорядилась, кому и куда стелить заранее заготовленные одноразовые пелёнки, которые мы забрали после процедур. Облюбованное Мариной местечко было между стелющимся можжевельником и гротом с ручейком. Я попыталась остановить эту безумную идею, возражая:

- Здесь, конечно, красиво, но место не самое подходящее. На лавочках сидит народ, по дорожкам за низенькими зелёными кустиками ограждения ходят люди и вообще как на центральной аллее можно лечь и загорать?

Марина затараторила, как пулемёт:

- На лавочках сейчас никого нет, потому что тихий час, а из-за низеньких кустиков, да ещё и среди можжевельника нас будет не видно. А что вам аллея? Она для того и предназначена, чтобы на ней принимать солнечные ванны.

Одним словом, мы сдались и улеглись принимать те самые ванны прямо среди можжевельника и рядом с ручейком. Надо заметить, что легли мы в одежде, а Марина сначала разделась до импровизированного купальника и только потом приняла горизонтальное положение. Очень скоро я поняла, что сейчас просто сварюсь, и, сняв с себя майку, повязала её на голову, оставшись в спортивном бюстгальтере. Спустя минуту-две Ольга тоже начала стягивать с себя майку, а затем и брюки, приговаривая:

- Что же это я-то буду париться? Хоть позагораю немножко за всё лето!

На что Марина приговаривала:

- Правильно, правильно! Что бы вы, девочки, без меня делали? Смотрите, как здесь уютно: кругом зелень, неподалёку липы небольшую тень отбрасывают, а рядышком ручеёк журчит. Птички поют. Что ещё надо для счастья?

Не успев закончить последнюю фразу, она вдруг подскочила как ошпаренная, выкрикнув:

- Я знаю, чего не хватает! Хотите, девочки, я вам литургию поставлю? И будем мы с вами загорать под церковное песнопение!

Не дожидаясь нашего ответа, Марина быстренько включила на своём телефоне запись литургии из их храма. Положила телефон в тот самый сабо на высоченной платформе, поставила его так, чтобы всем было слышно.

- Скажите после этого, девочки, что вы не в раю?! - с гордостью заключила она.

- Ещё бы речку, - мечтательно произнесла я.

- Да, какие проблемы?! Будет вам речка! - воскликнула Марина.

Я не успела даже опомниться, как почувствовала, что на меня льется прохладная вода. Я завизжала, одновременно со мной завизжала и Ольга. Видимо, та уже тоже получила порцию неожиданной прохлады. А Марина забавлялась вовсю: смачивая пеленку в ручейке грота и поливая нас водой, пыталась одновременно подпевать певчим из мобильного телефона. Тут мы обратили внимание на двухэтажное здание, которое находилось напротив нас через пешеходную дорожку.

- А что это за корпус? Что в нём располагается? - поинтересовалась Ольга.

- Не знаю, - ответила я, - никто туда не ходит на процедуры.

Марину это занимало меньше всего, она была больше озабочена процессом принятия солнечных ванн. Мы тоже умолкли. Время – остановилось! Солнышко, птички поют, ручеёк журчит, аромат можжевельник уносит мыслями к югу...и тут из этого ощущения рая нас выдернул, а может быть вернул с небес на землю женский голос. Он напоминал что-то, что не очень-то и хотелось вспоминать. Это был голос Терминатора, который говорил: "I'llbeback"- "Я ещё вернусь! " Голос с железной интонацией произнёс:

- Девушки, вы из какого психиатрического отделения?

Мы с Олей поначалу даже не сообразили, что происходит. Зато Марина, оскорбившись до глубины души, вскочила, как дикая серна и, возмущаясь, заголосила:

- Какое психиатрическое отделение? Мы из пятой неврологии!

- Очень хорошо! Значит, пятая неврология! - с каким-то странным ехидством заключила плотная женщина в форме медработника, возвышающаяся над нами, как неприступная скала. Точнее, над нами возвышались две неприступные скалы в медицинской форме и один довольно щупленький охранник с рацией, больше похожий на шакала Табаки, который из-под огромной лапы Шерхана кричит тоненьким голосочком: "Позор джунглям!!! " Теперь уже придя в себя, мы с Ольгой, одевшись, как солдаты по команде "тревога", пытались выяснить, что случилось. Тут неприступная скала в медицинской форме извлекла из кармана телефон и, с победным видом обращаясь, к другой скале спросила:

- В пятой неврологии у нас кто? Сорокина Светка? Правильно?

-Да, вроде бы она!? - Неуверенно подтвердила вторая.

-Замечательно! – Первая скала начала нажимать клавиши на телефоне. - Вот пускай Светка приходит и забирает своих больных.

Мы с Олей бросились к женщине-скале с просьбой не сообщать в отделение. Но блюстительница порядка была действительно неприступна и неумолима. Она продолжала с неподдельным торжеством жать на клавиши, приговаривая:

- Это же надо сообразить: в центре Москвы, на центральной аллее больницы, прямо напротив здания администрации! Больше того, под окнами самого главврача..... устроили тут разврат!

Скала брызгала слюной, точнее сказать, отплевывалась песком и мелкими камешками. Вторая скала и шакал Табаки только успевали поддакивать ей и кивать головами. В общем, кипишь поднялся ещё тот.

Зато Марина, не затерявшись в этой буре из песка и камней, пошла в ответную атаку.

Она схватила свой телефон, в котором продолжала звучать литургия, и, размахивая им, стала возмущаться:

- Вы только послушайте, под что мы загораем! Как вы могли подумать, что мы тут с развратными мыслями разлеглись? Да как вообще такое могло кому-то в голову прийти? Мы в ваших душных палатах задыхаемся - там же можно получить тепловой удар! И, чтобы не упасть в обморок, мы вышли на воздух послушать литургию и принять солнечные ванны! Вот так!

Затем она развернулась к ним спиной и неспешно стала одеваться.

Наступило затишье. Театральная пауза, шок, недоумение. Называть это можно по-разному. Мы все смотрели друг на друга и не могли ничего ни сказать, ни сделать. Марина в это время спокойно одевалась. Нашу паузу прервала внезапно откуда-то появившаяся молодая добродушная санитарка. Она сказала:

-Макаровна, ты свой долг исполнила, нарушителей прогнала. Они же ведь уже уходят, правильно?

Она посмотрела на нас и подмигнула:

- Девочки, идите спокойно в своё отделение, никто вам ничего не скажет, всё будет нормально. Там сейчас у вас полдник будет. Идите спокойно, не переживайте. А, те, кто недосмотрели, уже наказаны! - Эта фраза была обращена к той самой скале.

- Возвращайся, Макаровна, на свой пост, ты проявила бдительность и разобралась со злостными нарушителями.

Мы в шоковом состоянии поплелись к себе в отделение. Марина никак не могла смириться с тем, что произошло, и всю дорогу возмущалась: как они могли подумать про нас такие пошлости. Вечером, возвращаясь с таблетками в палату, я увидела, что Марина, нашла свободные уши и в сильном возбуждении пересказывала нянечке сегодняшнее происшествие. Проходя мимо них, я услышала фразу, которая вызвала у меня приступ еле сдерживаемого внутреннего смеха:

-Они даже пять человек вооружённой охраны на нас вызвали, как на преступников-рецидивистов каких-то! Они что думали, что мы им там стриптиз что ли под окнами устраиваем? Мы же ведь всего лишь литургию слушали и принимали солнечные ванны! Что в этом такого?

Прибежав в палату, я, держась за живот, поведала Ольге, что теперь все отделение знает, что на нас "вызвали пять вооруженных охранников". Та, впервые за все время пребывания в больнице, засмеялась искренне и звонко.

На следующее утро Ольгу выписывали. Она жалела, что этот момент так быстро настал, ей хотелось остаться с нами. Но, как оказалось, меня тоже выписывают преждевременно - из-за внезапно поднявшейся температуры и першения в горле. "Назагоралась", - подумала я. А Марина, чуть ли не плача, начала демонстративно страдать от того, что остаётся одна. Она придумывала все возможные варианты лжи, чтобы я смогла убедить врача в отсутствии у меня простуды. Но варианты оказались бесполезны, так как ранее она сама же и проболталась медсестрам, что ее соседка по палате пила парацетамол.

- Как я вам завидую, девочки. Вы вот уходить не хотите, а я наоборот - домой хочу, сына обнять. Соскучилась, - сказала с грустью Марина и вышла из палаты за таблетками. Мы с Ольгой даже опешили от ее неожиданной перемены. Однако грусть была недолгой.

Пока мы собирались, Марина вернулась в палату с худенькой восемнадцатилетней девочкой Ирой.

- Вы только посмотрите, кого я привела!- сказала она в привычной своей манере, - она ж даже худее меня, попы совсем нет. Не спит, не ест, панические атаки замучили. А все отчего?

Мы смотрели на девочку то ли с сочувствием, то ли даже с завистью, не подозревая, что задумала эта неугомонная женщина Марина.

- Отчего? - спросила я.

- От того, что сил нет. А сил нет, потому что физической нагрузки нет. Откуда ж тут попе взяться. Я хоть и худая, а попа есть. Так это же моя заслуга, я ее подкачиваю. Сейчас, Ирочка, я научу тебя качать попу, так упахаешься, что будешь спать, как младенец, и забудешь про свои панические атаки.

Марина уложила свою новую подопечную на пол, постелив одеяло, и стала объяснять упражнения. "Нашла же новую жертву, однако", - подумала я и на прощание произнесла вслух:

- Ну что ж, девочки, удачи вам! А вы, Мариночка, со своей безудержной энергетикой запросто могли бы лечить людей, особенно здесь! Ведь лучшее лекарство для больных данного отделения - это положительные эмоции, а в частности смех!

Мы с Ольгой обменялись многозначительными взглядами, в которых читалось «пять вооружённых охранников вызвали», и разразились громким, заливистым смехом!