Дама в белом

– I –

 

Как произошло само знакомство, он теперь уже не мог припомнить в точности. Кажется, на каком-то публичном и довольно шумном собрании совершенно разных по своему статусу людей, он просто подошёл к ней и вежливо извинился за когда-то им произнесённые нелестные – «да и нелепые!» - слова. Самих слов он тоже почти не помнил, но они не давали ему покоя несколько лет.

 

- А я ничего и не помню, даже не заметила, - сказала она и приветливо улыбнулась. Хотя сама улыбка могла ему только показаться.

- Мне нравится Ваша манера общения и захотелось сегодня высказать Вам об этом.

Он не врал и не кривил душой.

- Зачем же было так долго ждать? – без всякой иронии ответила она.

 

Он мысленно вздохнул с облегчением, а сам в замешательстве подбирал слова для продолжения знакомства. Она уже успела отвернуться от него и продолжила, как ему показалось, давний прерванный разговор с кем-то другим. Событие, которое значило что-то для него, оказалось самым рядовым для той, кого он робел и с кем так долго искал повод заговорить.

Неожиданно радость от долгожданного знакомства омрачили спутники дамы в белом. Он только теперь заметил, что она сжимала в руке, одетой в белую кружевную перчатку, две петли от поводков, а, опустив взгляд, увидел пажей Дамы в Белом – чёрного суетливого пуделя, остриженного до кисточки хвоста, и злобного вида таксу, подметавшую лужайку своими ушами и брюхом, скалясь на обувь тех, кто находился рядом.

Дама в Белом почувствовала, что за её спиной что-то происходит и, не поворачивая головы, облачённой в белую летнюю шляпку с широкими полями, строго бросила пажам:

- Арчи, Арчи! Не суетись. Гендель, будьте сдержанней!

Следовало сделать вывод, что пуделя звали именно Арчи. Он со второго раза только услышал голос хозяйки и преданно заглянул снизу-вверх, пытаясь поймать улыбку. Но дама улыбалась не ему, верному пажу, а совсем незнакомому господину. Гендель не обращал внимания на слова и продолжал рычать и покусывать обувь всех подряд мужчин на лужайке благородного собрания.

Стоял душистый месяц май, цветущий май, когда сам воздух и преображение природы толкают к чему-то безумному, новому, к тому, что заставляет громко стучать сердца и слышать чутким слухом пение соловьёв и лесных птиц.

 

– II –

 

Прошла неделя или больше после знакомства. Стоял по-прежнему белоснежно цветущий май. Он искал повода для новых встреч и разговоров с Дамой в Белом. Май старался как мог. Для самих встреч было немало препятствий и с его стороны. День был посвящён работе, ночь мыслям и только вечера или праздные выходные могли дать новую возможность для общения. Поначалу его не смущало, что всё это происходит публично, на виду у всех. «Я же не влюблён, это только расположение» - уговаривал он сам себя и почему-то полагал, что и другие видят события весны его глазами.

Потом он начал слышать звуки не только весенних птиц. Переходя от одной группы лиц к другой, стал вдруг замечать, что некоторые из присутствующих замолкают, едва заметив его появление, другие, напротив, нарочито громко, слово именно для его слуха, отпускают замечания и шутки, которые он - только теперь! - начал принимать на её и на свой счёт. Он хмурился, мрачнел, вглядывался в лица совсем ему незнакомых людей и не понимал причин такого их веселья и отношения к нему.

Первое время он изучал. Как они так умеют собраться в группы и начать в который раз обсуждать одно и то же? Он сам не принадлежал ни к какой группе и не мог понять смысл салонного общества. Общение с мужчинами не вызывало у него никакого интереса. Он не встречал в повседневной жизни никого, кто был бы ему хоть чем-то интересен. Все, кого он уважал, кого он цитировал – давно отжили свой век, оставив после себя мысли, знания, идеи, а самое главное – вдохновение для него, чтобы перехватить эстафету и пронести через свою жизнь. Пусть даже никто не перехватит потом из рук факел познаний.

Женщины интересовали его куда как больше. Все. Без исключения. Он стыдился себе в этом признаться, но и отрицать не мог за собой такой слабости. С женщинами было всегда легко. Не жалко было потраченного времени и эмоций. Они скрашивали жизнь своей иронией; тем, что сердились или напротив отвечали приятием и взаимностью. Эти эмоции смягчали его, и он начинал улыбаться, уходить в далёкие времена, в свои мысли и сюжеты.

Теперь он прохаживался от одной группы к другой, слышал их шёпот, додумывал недосказанное, ловил насмешливые взгляды одних, намеренно презрительные других и в нём зрела буря!

Есть люди, которые не умеют управлять своими эмоциями, есть люди, которые намеренно отпускают себя на все ветра душевного волнения дабы показать свою оригинальность и подчеркнуть отличие от других, сидящих в своих ракушках. Что ж? Богатый жизненный опыт и наблюдательность мгновенно подскажут тип человека, желающего произвести впечатление такого рода. К женщинам это реже относится. Женщины - народ рациональный и не лишённый души (в некотором роде). Но было бы ошибкой взывать к душе в минуты их душевного волнения. Тем более, когда они причиняют боль намеренно.

Из всех возможных способов выразить своё отношение, своё заступничество, своё возмущение… он выбрал самый гиблый и глупый путь.

- Как вам не стыдно?! Вы же говорите о даме, о женщине вашего круга. А если завтра начнут так говорить о вас? Она замечательная и я вас не прощу.

Кого и за что он не простит - так и осталось невыясненным в общем дружном хоре насмешек и порицаний.

 

– III –

 

Лето прошло обыденно. От цветения мая не осталось и следа. Постепенно стёрлись воспоминания той весны, притупилась боль обид и ушла горечь разочарований. Ироничное отношение осени ко всему, что связано с цветением, с весной взяло своё и наполнило спокойствием и гармонией его быт. Он всё реже и реже выбирался на те лужайки, где билось когда-то в волнении сердце; всё реже и реже возвращался мыслями в тот май.

Он был счастлив провести всё то лето в Москве и в ближнем Подмосковье на даче. Он перестал замечать время, его течение. Мог спать до полудня, мог всю ночь работать. Отпуск давал ему полную свободу до сентября. Он погружался в давние времена, доверяя блокноту и бумаге мысли. И чем мрачнее он становился сам, тем веселее звучали его строчки.

Постепенно он перестал думать о Даме в Белом с пажами, хотя по-прежнему собачий лай заставлял его морщиться и делалось неприятно на душе. Потом он начал слышать этот лай всё чаще и чаще. Вспоминалась рука в кружевной белой перчатке и две петли поводков – для суетливого пуделя Арчи-Арчи и злобной таксы Генделя, которого он иногда именовала Геншером, когда тот особенно злобно на кого-то нападал, по вредной привычке кусая ботинки.

Чем больше он старался её забыть, тем больше думал о ней. Вспоминал какие-то слова, какие-то намёки, которые тогда и вовсе не отнёс на свой счёт, а теперь… а теперь они обретали совсем иное значение. Он нес это в сюжеты и развивал там, продолжая разговор, который никто и никогда не сможет услышать и прочесть…

Поздняя осень выдалась холодной, ветреной и заштрихованной косыми струйками ледяных дождей. Он, рождённый в ноябре, любил именно такую погоду. Он впитывал холод, впитывал ветер, буйство дождей, Осени, стихии и подставлял всему этому буйству открыто лицо. Ему казалось, что он закалился и теперь готов принять все стрелы насмешек, копья врагов и любовь, что тлела угольком в его сердце.

Глубокое погружение в вечность накладывает на человека свой неизгладимый след - он глупеет и не видит очевидного: мир давно другой и люди другие.

Дама с пажами была по-прежнему мила и привлекательна. Она немного смягчила свою речь, стала чуть более многословной, но не изменила присущим ей традициям. Размеренный образ жизни допускал много общения с разного рода людьми, но не отклонений от строгого распорядка дня. Ночи были отданы сну, а утро праздным разговорам на всевозможные светские темы. Обсуждались и обеденные меню, и кормление соседскими детьми уток в приусадебном большой пруду. Время от времени приходила в гости заграничная светская дама с весьма радикальными взглядами на текущее и будущее мироустройство. Беседы с ней были на короткое время занимательными, но стоило только представить последствия или триумф её взглядов, как рушился весь уютный порядок старого дома и просторного сада.

Звериным чутьём это начинал понимать даже глуый пудель Арчи-Арчи. Не придумав ничего лучшего, он шумно крутился за кисточкой остриженного хвоста, пытаясь укусить её, выдрав клок в знак несогласия с концепцией перемен. Экономка Света высовывала из кухни в пролёт покоев голову и одобряла протесты Арчибальда. Геншер, вовлекаясь, искал мужские ботинки, чтобы отметить их острыми зубами и не находил себе покоя. Ботинок перед мордой не было.

 

– IV –

 

В какой-то момент он почувствовал, что хочет вернуться к ней. «Вернуться… да я и не был с ней никогда. К кому, а вернее к чему я хочу вернуться?» - он спрашивал себя и знал заранее ответ.

Прошла зима. Она выдалась для всех хлопотной, неожиданной и затяжной. Произошло много событий, что заставили людей относиться бережнее друг к другу. Впервые за много лет люди почувствовали, что каждого из нас может не стать в любой момент. Это смягчило сердца. Всё реже и реже можно было слышать насмешки, наветы и упрёки; всё чаще и чаще стали раздаваться тёплые пожелания к мало знакомым и совсем незнакомым людям.

Вся весна прошла в тревожных ожиданиях неизбежных потерь и с чувством, что потери не останутся напрасными.

Но так бывает в этом мире, что человек – всего лишь человек. Он вспоминает радостные дни и то чувство, что хотелось бы вернуть хотя бы на миг...

Они встретились случайно. Он только-только завершил одну работу и постепенно втягивался в другую, подбирая материал, заполняя новыми эмоциями опустошённые пещеры прежних чувств.

- Я хотел бы выразить Вам поддержку, своё участие. Я не люблю, когда Вас обижают, мне от этого больно, - глупо и совсем по-детски произнёс он, - Я хочу написать для Вас новое произведение с глубиной настоящих чувств.

- Я очень рада, что вдохновляю Вас на новые произведения. Вам совершенно не стоит тревожиться и меня никто не обижает. Работайте спокойно.

В этот раз они стояли лицом к лицу. Она смотрела ему в глаза с улыбкой. Та самая Дама в Белом в шляпке с широкими полями. В этой улыбке он ничего не смог прочесть. Ничего. Это была просто улыбка. Лицо её было прекрасно, как и летний воздушный наряд, облегающий всю стройную фигурку. Он всматривался и не мог поверить, что на него смотрит сама Снежная Королева.

Потом он отвёл от неё взгляд и увидел, что рядом беснуется чёрный стриженный пудель Арчибальд, которому нужно дважды повторять имя, чтобы он понял, кого зовут. Его туфли грыз злобный пёс-такса по имени Гендель, хотя сам пёс предпочитал откликаться на кличку Геншер, в этом было что-то немецкое, родословное. Он впивался зубами, стараясь прокусить итальянские туфли насквозь.

Она не меняла выражения лица. Она улыбалась ему в глаза и в любой момент готова была произнести любезность. Правая рука в белой кружевной перчатке в открытой ладони поддерживала пальчиком петельки поводков. Пажи, как могли, старались угодить своей статусной хозяйке. «Сегодня они молодцы. Скоро пойдём кормить уточек» - подумала она и опять улыбнулась.