Сильвия Плат - Тотем
Локомотив уничтожает колею из серебра
Она тянется вдаль. Впрочем, ее съедят.
Ее бег бесполезен.
В сумерках – красота затонувших полей,
Рассвет фермеров золотит, как свиней,
Слегка пошатывающихся в своих дурацких костюмах,
Впереди Смитфилда* белые башни,
У них на уме кровь да жирные ляжки.
Нет милосердья в блеске мясницких ножей,
Шепчет гильотина мясника: «Ну как, ну как?»
В тазике абортируют зайца,
Его головка детская отдельно, наполнена благоуханьем специй,
Заживо содран мех и человечность.
Дай же нам съесть его, как Платона послед,
Дай же нам съесть его, словно Христа.
Есть люди, в прошлом имевшие вес –
Их круглые глаза, зубы и гримасы
Притворный змей на трещащей ветке.
Ужаснет ли меня капюшон кобры –
Одиночество ее ока, ока гор
Сквозь которое небо извечно нить продевает?
Мир кровью горяч и единоличен
Произнес рассвет с кровавым румянцем.
Конечной станции нет, лишь чемоданы
Снаружи которых все то же «Я» разворачивается, как костюм
Плешивый и голый, с полными карманами желаний,
Идей и билетов, складных зеркал, коротких замыканий
«Я безумен» кричит паук, размахивая руками.
И он поистине ужасен
Размноженный у мух в глазах
Они жужжат, как посиневшие дети
У бесконечности в сетях,
В финале привязаны канатом единой
Смерти, ко множеству ее колышков.
*лондонский мясной рынок
The engine is killing the track, the track is silver,
It stretches into the distance. It will be eaten nevertheless.
Its running is useless.
At nightfall there is the beauty of drowned fields,
Dawn gilds the farmers like pigs,
Swaying slightly in their thick suits,
White towers of Smithfield ahead,
Fat haunches and blood on their minds.
There is no mercy in the glitter of cleavers,
The butcher's guillotine that whispers: 'How's this, how's this?'
In the bowl the hare is aborted,
Its baby head out of the way, embalmed in spice,
Flayed of fur and humanity.
Let us eat it like Plato's afterbirth,
Let us eat it like Christ.
These are the people that were important---
Their round eyes, their teeth, their grimaces
On a stick that rattles and clicks, a counterfeit snake.
Shall the hood of the cobra appall me---
The loneliness of its eye, the eye of the mountains
Through which the sky eternally threads itself?
The world is blood-hot and personal
Dawn says, with its blood-flush.
There is no terminus, only suitcases
Out of which the same self unfolds like a suit
Bald and shiny, with pockets of wishes,
Notions and tickets, short circuits and folding mirrors.
I am mad, calls the spider, waving its many arms.
And in truth it is terrible,
Multiplied in the eyes of the flies.
They buzz like blue children
In nets of the infinite,
Roped in at the end by the one
Death with its many sticks.
