становясь обличием мрамора
мироздание - это истоки рек следующими полозами в биение
того, что разрушало, каялось, было распятием, возносилось цветами
у кенотаф, хранящих в себе движение и переплетение
рождения, когда атланты держали небо над нашими головами…
а сухая земля пропитывается выдержанным на крови, столетних дубов и переспевших плодов,
сочится ядами и смолами цитрусовых кож, эфирными маслами,
чтобы кто-то первый коснулся, кто-то первый из богов,
стал первогреховным заветом и впитал в себя данное вспоротыми животами,
и так явится первый свет из поглощённой распадами вечности темноты,
так истлеет красота, покрываясь коростой, сыростью и язвами,
и наклонится умирающий бог, шепча в уста: мои дочери и сыны
станьте принесением плоти и крови и открывающими взглядами…
проливаясь водой, зная боль на языке дроблённых костей,
тот, кто впустил остриями тех - выкованное железом и солью моря,
они щепками и занозами заразили гангренами и чумой восставших королей,
что воспевали в себе свободу, разливая из чашей лимфу, вторя
о тех, кто не поднял взора - стать им первоначалом покрытия саванов и крестов,
испить тленной сути, насытиться осквернением праведного гнева,
искупиться перед зримым, стать преданием отцов,
видя, как рассекаются имена, как тело облачается в корни высохшего чрева…
и становясь обличием мрамора, терпкими слезами юродивого и любви,
лишь горький пепел сожжённого, но лоснящегося к устам,
коснётся хрупкого, тихого, винного, и истомы жертвенного цвели
в исступление зрачков наполненных, подданные голосам,
что стихали, как коронованное стало евхаристией и последним предрекшим словом,
воззвавшее к истине - прими и возлюби, целуя крестом иуду…
и отдавая себя блаженному, сорванным с казненных гвоздей стоном,
через смерть, обреченно молча: Милосердный, буду…
