– Фу-х, жарко-то как сегодня. Да, Белка? – чёрная, как свежий гудрон, дворняжка осуждающе махнула куцым хвостом.Ещё утром, заметив хозяина в плащ-палатке и с удочкой, старая собака быстренько спряталась в развалинах курятника.

 

Только в полдень, соблазнившись сосиской, она сдалась и, высунув вместо белого флага красный язык, выползла на зов хозяина. Не любила Белка рыбалку. Не только потому, что рыбак, засыпая после первой же рюмки, бормотал: «Лови». И ей приходилось ловить в воде уплывающее удилище. Не нравилось ей, что долгожданную сосиску дед часто съедал сам, забывая напрочь, что своею уже закусил, перед тем, как уснуть.

 

Раньше, когда была жива хозяйка, и еда в миске с утра лежала, и куры по двору бегали, и дед не спал на берегу. Он вообще не был дедом, потому что брился. Белка с радостью бежала за хозяином, куда бы он не позвал. Она ему даже как-то подарила двух щенков. Как давно это было!

 

– Несознательная ты собака. Если бы утречком по росе пошли, не было бы так жарко, – старик ловко насадил червя, поплевал на него, и, закинув в просинь между лилиями, хлопнул ладонью по расстеленной плащ-палатке. – Давай, Белка, вались.

 

Река пела, бурлила, захлёбывалась в собственной свободе, закручивая вдоль берегов водовороты и омуты. Только здесь, под зонтом ивовых кос вода стояла тихо и спокойно. В маленьком затоне всегда водилась рыба, отдыхала от буйства стихии. Потому, не прошло и пяти минут, как поплавок дернулся, затонул, вынырнул, наклонился…

 

– Есть! Малёк, конечно, – довольно хихикал рыбак, бросая ёршика в ведро, – Вот теперь не грех и причаститься. С почином, Белочка!

 

Самогонка, прибавившая крепости по причине жары, одним махом опрокинулась в щель между усами и бородой. Вдогонку отправилась скользкая уже сосиска. Собака вздохнула и грустно отвернулась. Не нарушая привычный ритуал, счастливый рыбак, забыв про удочку, завалился на тёплый брезент.

 

***

 

Маленький ёршик и средненькая плотвичка уже плескались в ведре, когда хороший краснопёрый голавль чуть не сорвался с крючка. Он даже на берегу сопротивлялся до последнего. Пришлось стукнуть храбреца камнем по лбу. И только тогда дед вдруг заметил надпись на чешуйчатом боку: «месяц». Значит, кто-то уже ловил его, надругался над бедным голавлём и выпустил. Зачем?! Эх, люди! Если бы раньше увидел это безобразие, обязательно отпустил беднягу. А теперь ему ещё и камнем прилетело.

 

Не переставая думать о странном улове, дед чуть не пропустил следующую поклёвку. Удилище согнулось в дугу, леска струной резала водную гладь. Только через минут пятнадцать дед подтащил улов к берегу, подсёк сачком, и придавив к земле, прочитал на чешуе сазана: «год».

 

Дед накинул плащ-палатку на трепыхающийся сачок и заглянул в ведро. Так и есть, на ёршике еле-еле просматривалась надпись «час», а бок плотвы украшало слово «неделя»…

 

***

 

Дед проснулся таким же счастливым, как и заснул: «Надо же, какой улов интересный! Если это мне вместо кукушки напророчилось, то маловато как-то». И только увидев пустое ведро и хрустящего на зубах Белки единственного несчастного ёршика, понял, что это был сон.

 

– Эх ты! Последний мой час доедаешь.

 

И вдруг истошный крик донёсся с реки. На быстрине, ближе к их берегу тонул человек. Тонкие руки и голова то исчезали, то появлялись между бурунами, утопающего быстро относило всё дальше вниз по реке.

 

Несостоявшийся рыбак вскочил, бросился бежать по берегу, подыскивая место для прыжка в воду. Рядом стелилась по траве и лаяла его верная спутница. Вот подходящий спуск. Дед сбросил сапоги и «рыбкой» влетел в коварную реку. Несколько взмахов кролем, и вот уже разметавшиеся светлые волосы девчонки у него в кулаке. Одной рукой грести тяжелее, но берег всё ближе, а там его Белочка.

 

Вот и подходящий пологий спуск. Осталось всего полтора метра до него, а дна всё нет! Их неудержимо затягивало под воду. Водоворот! Двоим не спастись.

 

– Белка, лови! – мужчина обхватил девочку и из последних сил толкнул её вверх и вперёд. Тут же сам ушёл в глубину, снова чуть поднялся к свету, увидел, как собака тащит спасённую за платье и подумал: «Час всё-таки поймал».