Для прессы, конечно, снимайся...

* * *

Для прессы, конечно, снимайся,

Но помнить не худо о том,

Что многие задницу вытрут

Твоими глазами и ртом;

 

О том, что во многих сортирах,

В снегах или в зное степей,

Используют люди газету

С широкой улыбкой твоей.

 

Недаром ты вдруг ощущаешь

В застолье прилив тошноты

И, кашляя, съеденной пищей

На общество брызгаешь ты.

 

И думают люди: «Напился», –

Но дело не в том, господа,

А в том, что на юношей слава

Воздействует так иногда.

 

Они ведь еще не созрели,

Еще не набрались ума,

Не знают, что слава имеет

Устойчивый запах дерьма.

 

 

* * *

Водки желаю испить с молодым чесноком,

С салом, укропом и благоухающим хлебом.

Я не желаю заглатывать водку тайком,

На пустыре, под дождем и насупленным небом.

 

В храме распития, как фараон Нектанеб,

Быть божеством я желаю для пьющего люда;

Женщин желаю – чтоб резали сало и хлеб

И проявляли влечение к таинствам блуда.

 

На пустыре, обливаясь слезами дождя,

Пью я из горлышка, но понимаю, что скоро

Некто возьмет меня за руку и, приведя

В храмину пира, прервет перепалки и споры.

 

Я же, раздвинув пирующих, сяду молчком –

Твердый, бровастый, пугающий, посланный небом;

Мне поднесут, – я заем молодым чесночком,

Салом, укропом и благоухающим хлебом.

 

Женщины станут, как рыбы, вблизи проплывать,

Станут касаться меня в предвкушении блуда,

И постепенно все снова начнут пировать,

Но ощущая присутствие Неба и близкого чуда.