Старый
Слышу его: шаг на третьей ноге.
И из-под двух — смерть разбегается врозь.
Знаю: сегодня Старый идёт ко мне,
И в своем доме я — лишь почётный гость.
Посох тяжелый, куда уж нашим шагам!
Пытаться этот могильный звук перебить
Рáвно, что крикнуть в спину колоколам:
Не услышат, а если да, могут убить.
Старый умён и хитёр: с ним не сладишь.
Такой, как он, у смерти не просит — берёт.
Его лицо — отпечатавший горе камень.
Голос его — словно хрипло воет койот.
Старый крадётся тихо и шепчет умело:
"Ты", — говорит, — "следующий. Этим гордись.
Будь, как и все до тебя, стойким и смелым.
Дай из себя выжечь бога. Своим пригодись".
Его рога, как и речь, инеем крыты.
Здесь нет тепла и покоя, только мороз.
Вот, значит, чем наш Старик украшает могилы?Мертвенным сном, холодом зимних гроз?
Ветер шумит, древней палке послушный.
Посох, ещё бы. Простая коряга в руке.
То, что в нее вложили, конечно, жутко.
То, что из неё вытащу я — вдвойне.
Я догадался: огонь не съедает бога.
Он позволяет тебе, Старик, выживать.
Хочешь ещё? У меня сил, я знаю, немного.
Но, знаешь, что есть, буду рад наконец отдать.
Пламя поднимется ввысь, провожая вечер.
Ночь, оголив звёздный свет, вступает в права.
Ох, извини. Я напомню, что ты не вечен.
Для тебя, и только, сегодня я прял слова.
Ты прости, но я буду сегодня огнём нетронут:
Я подготовил всё так, чтоб тебя провести.
Ты хитёр и умел, и твой век уже слишком долог.
Твой отчаянный крик услышать должно повезти.
Посох трещину дал: пламя сегодня в восторге.
Я стою на помосте: не связан, окутан лишь.
Я смотрю, как ты руки тянешь к своей котóмке.
Нет, Старик, я не глупец. Ты меня услышь:
Не будет больше спасения в горьких травах
Для тебя и для тех, кто богом меня назвал.
Ты сжёг, кто был до меня, никого не оставил.
Теперь, уходя навсегда, я сжигаю тебя.
Спасибо за силу, которая не пригодится.
Боги погибли, бывший бог — убежал.
Впитав вместе с силой ещё и чужие лица,
Я надеюсь, что найду жизнь, хотя не искал.
