Сборник о войне
МЕРТВЫЙ АНГЕЛ
На ладошке – маленький пестрый бражник.
Невесомо качается теплая колыбель.
- Он – мой стражник, мама. Сегодня не будет страшно.
Я его убаюкала. Хочешь, спою тебе?
Сядь поближе, на краешек одеяльца.
Расскажи, какие в саду цветы?
Я не помню, но помню – нельзя бояться.
Не гаси керосинку. Боится мой друг темноты.
Мотылек нашептал, что сегодня не будет грома.
Гром без дождика – это неправильный гром.
Мне бы лето увидеть.… Хочу спать в кроватке, дома!
Мама, мама мы выживем – если умрем?..
***
Сон обнимет тревогу ситцевым покрывалом.
Рассыпается на ладошке серой пыльцой
Мертвый бражник – ангел сырого подвала,
Укрывая крылышком худенькое лицо.
ПЕРЕЧЕРКНУТЬ
Обнимают город ржавые облака,
Страх щекочет нервы дрожащей лапой.
Мне бы знать, что ты выжил наверняка –
Со щитом, и в бою уцелели латы.
Горизонт событий – запретная глубина.
В червоточины лаз, без выстрела, на фальстарте:
Тормознуть реле, повернуть дорогу, тебя догнать
И маршрут фартовый нарисовать на карте.
Исключить ошибки, переписать судьбу,
Изменить все линии на ладони.
Пулю-дуру в стальную забить трубу…
Слово «смерть» зачеркну и капслоком впишу антоним.
МОЙ АВГУСТОВСКИЙ СЕРАФИМ
Лениво плыл по крышам летний зной,
Распугивала кошка сизарей,
Вылизывал дорожки суховей
И солнце расползалось на заре,
Дав раненому городу покой.
И вроде бы не скажешь, что война:
Сверчки поют, а вызвездило так,
Что звёзды - будто чищеный пятак,
Слепят до боли - пялиться устал
В межактовом затишье канонад...
Растёкся по роялю парафин
Причудливым негаданным пятном.
Жжёт тишина, больная на излом -
За хрупким забинтованным стеклом
Летает августовский серафим.
Считает битых окон пустоту
В расстрелянных измученных домах.
Тяжёлых камуфляжных крыльев взмах. –
Срывает сон. - Как не сойти с ума? -
И не услышать, как тебя сочтут.
Свернувшись эмбрионом на полу,
Не думая о «завтра» и «потом»,
Бубнить шаблонный и простой рингтон
Учётчику, одетому в хитон:
«Не надо. Не сегодня. Не умру».
Срываешься, коверкая мотив,
Спасение найдя в беззвучье сна.
А шестикрылый шепчет имена
Под выстрелы, какого-то рожна,
Твоё случайно имя... пропустив.
ЗАБЫТОЕ ЛЕТО
Рыночный гомон стихает. Отец улыбается маме.
Я - грушу ем, соком пачкая новую майку.
Бродит по пирсу вальяжно разбойница-чайка.
Лета и солнца так много, а времени мало.
Круг не купили, сказали: «Ты вырос». Проклятые восемь!
Здесь бы всю жизнь: двести лет или лучше все триста.
Хочется в море, но солнце ныряет за старую пристань.
Кончился день, отпуск кончится – вынырнет осень.
Мама не знает, что будет война и что папа так рано...
Я о собаке мечтаю и собственной яхте.
Свет корабельный включает ничейная Ялта.
Вечер магнолией пахнет и жареным мясом барана.
Звёзды, срываясь, надежду воруют и падают в бухту.
Мы загадали желанье, но счастье не любит повторов.
Тёплое море заменит холодное скоро.
Мирная ночь засыпает – огни корабельные тухнут.
Мне бы обратно – патронную медь не берут предоплатой,
Или полжизни отдать, но закончилась смета.
Кадры забытого лета сменяет военное лето.
Тает монетка в фонтане – залог мой вернуться когда-то.
ДОЖДЬ ПЛАЧЕТ ЗА НАС
Мальчики, с разным цветом глаз:
небо и пыль, глина и травы…
Ты еще веришь в удачу?
Кто виноват?
Правы или не правы?
Это не слезы - дождь плачет за вас.
Или за нас?..
Солнце садиться, скоро закат.
Небо устало, воздух пропитан кровью и дымом.
Скажем «прощай» всем, кто молился за нас -
Любимым и не любимым.
Тихо, на выдох, скажем всем, кто за деньги стравливал псов.
Щелкнет затвор или засов.
Кто ты?
Откуда?
Зачем?
Пуля не спросит.
Лето? Нет, порыжела от крови трава.
Осень?
Зима, что сковала сердца,
заморозила губы и разум.
Разом? Вместе? Позволят?
Нет у начала конца
и..., снова осень.
Мясо не спросят, кто его будет есть.
Блюдо блестит блеском начищенной стали.
Руки, что тянутся к яству, устали?
Эй, несите еще, сколько есть!
Время обеда настало!
Мало? Да, мало.
Сколько нужно еще? Чьи бока разжиреют?
Губы немеют.
Зубы оскоминой сводит.
Тише. Это - не гром гремит,
Это - шаги,
Мальчиков, что уходят
На смерти алтарь, слезами омытый и дождем.
МИР В КОТОРОМ...
У меня в голове –
мир, в котором еще не придумали войн.
Где гранат наливной
в изумрудной листве
только плод
и его разорвет
спелость сочных семян.
Пей напиток багряно хмельной, тишина,
а напившись, учи говорить о любви
тех, кто шел по траве,
тех, кто спал на траве…
Тем, кто жил и живет у меня в голове,
накажи - не убий.
Засыпай, нарастающий гул вдалеке.
Здесь, из шума, рождаются дети и тихий напев.
Здесь никто не успел
потерять,
не потерян никем.
Здесь легко доверять
и не страшно стареть…
У меня в голове –
мир, в котором еще не придумали смерть…
БАГРОВАЯ ЖАТВА
Не хотел я встречаться, нежданно увидел её.
Обездоленный взгляд,
неприветливый,
горько-полынный, безумный и льдистый –
удивительной меткости выстрел
разорвал и вспорол часовой механизм изнутри.
Призрак ломаных шестерней,
безвозвратно коверкая время и судьбы,
оставляя борозды на стерне перестрелянных зёрен,
длинным шлейфом тянулся,
горячим, багровым.
Я идти не хотел,
но шагал по полям и
свинцовым надгробьям,
намагниченный взглядом пустые зрачки бурил.
А она,
голося автоматным простуженным лаем,
окликая меня по имени,
подзывала костляво и жадно,
округляя прожорливо смрадную глотку.
И дышала палёным, прогорклым и ржавым.
Так добычу ласкают прищуром голодным.
Не хотел я идти.
Я её проклинал, упирался под путами взгляда,
но смеялась, глухая, контуженая Война,
переваривая меня
и пустую апрельскую жатву.
НАС НЕ ВСПОМНЯТ
Мы забытые призраки, дважды вкусившие свет,
Получившие крылья из кожи убитых врагов,
Наши тоги из пепла, узоры витых эполет –
Титры траурных лент на цепях от хрустальных гробов.
Нас засыпали наспех – надгробия нет и креста.
Ни молитвы, ни плача, ни памяти – тишь и пустырь.
Мы ругались посмертно... беззвучно... Святые, устав,
Наблюдать с высоты, зашивали корнями нам рты.
Нас не вспомнят в легендах, о нас не напишут стихов.
Безымянные пешки забытых проигранных битв -
Мы бродячие призраки ваших не смытых грехов.
Нам молчать нелегко под аккорды стихов и молитв.
