Пять двадцать пять
В пять двадцать пять рассветом бог горизонты вывел,
улицу в сотню домишек, два теремка да погост.
Белки заводят колёса, спят мясники и портные,
сладкий вдыхая запах спелых утренних роз.
Терпит бумагу Гойя, горюя о непоправимом,
играет в бирюльки кошка, гонит волну свеча…
Тёмное прячется в угол – поговори с раввином,
если носишь рубаху явно с чужого плеча.
…Бредит в трёх соснах ветер, облако небо мажет,
и проповедуют птицы бисером перед хрю.
Чем бы дитя ни тешилось, хаос и верх тормашек.
Нынче семи не хватает, нянек-то, говорю.
Старшая крутит носом; в ссылку дочка вторая,
третья – перекрестилась, и ноги из дому прочь,
топится в речке четвёртая, пятая – в поисках рая –
жить уезжает в Америку. Самая умная дочь.
…Думает думу философ, крестьянин об урожае,
волки – о шкуре овечьей, с мясом овечьим внутри.
Ждёт сыновей молочник, только жена рожает
девочек… А с раввином всё-таки поговори.
…Шепчет на ухо челюсть остроконечного мыса,
ласточки воздух сшивают – речке на платье крой.
Пять двадцать пять опять же – время для поиска смыслов.
Вот тебе лом и лопата. Думай. Долби и рой.
