Пять двадцать пять

В пять двадцать пять рассветом бог горизонты вывел,

улицу в сотню домишек, два теремка да погост.

Белки заводят колёса, спят мясники и портные,

сладкий вдыхая запах спелых утренних роз.

Терпит бумагу Гойя, горюя о непоправимом,

играет в бирюльки кошка, гонит волну свеча…

Тёмное прячется в угол – поговори с раввином,

если носишь рубаху явно с чужого плеча.

…Бредит в трёх соснах ветер, облако небо мажет,

и проповедуют птицы бисером перед хрю.

Чем бы дитя ни тешилось, хаос и верх тормашек.

Нынче семи не хватает, нянек-то, говорю.

Старшая крутит носом; в ссылку дочка вторая,

третья – перекрестилась, и ноги из дому прочь,

топится в речке четвёртая, пятая – в поисках рая –

жить уезжает в Америку. Самая умная дочь.

…Думает думу философ, крестьянин об урожае,

волки – о шкуре овечьей, с мясом овечьим внутри.

Ждёт сыновей молочник, только жена рожает

девочек… А с раввином всё-таки поговори.

…Шепчет на ухо челюсть остроконечного мыса,

ласточки воздух сшивают – речке на платье крой.

Пять двадцать пять опять же – время для поиска смыслов.

Вот тебе лом и лопата. Думай. Долби и рой.