Thomas Stearns Eliot. Rhapsody on a Windy Night. Томас Стернз Элиот. Рапсодия в ветренную ночь.
Twelve o'clock.
Along the reaches of the street
Held in lunar synthesis,
Whispering lunar incantations
Dissolve the floors of memory
And all its clear relations,
Its divisions and precisions,
Every street lamp that I pass
Beats like a fatalistic drum,
And through the spaces of the dark
Midnight shakes the memory
As a madman shakes a dead geranium.
Half-past one,
The street-lamp sputtered,
The street-lamp muttered,
The street-lamp said, "Regard that woman
Who hesitates toward you in the light of the door
Which opens on her like a grin.
You see the border of her dress
Is torn and stained with sand,
And you see the corner of her eye
Twists like a crooked pin."
The memory throws up high and dry
A crowd of twisted things;
A twisted branch upon the beach
Eaten smooth, and polished
As if the world gave up
The secret of its skeleton,
Stiff and white.
A broken spring in a factory yard,
Rust that clings to the form that the strength has left
Hard and curled and ready to snap.
Half-past two,
The street-lamp said,
"Remark the cat which flattens itself in the gutter,
Slips out its tongue
And devours a morsel of rancid butter."
So the hand of the child, automatic,
Slipped out and pocketed a toy that was running along the quay.
I could see nothing behind that child's eye.
I have seen eyes in the street
Trying to peer through lighted shutters,
And a crab one afternoon in a pool,
An old crab with barnacles on his back,
Gripped the end of a stick which I held him.
Half-past three,
The lamp sputtered,
The lamp muttered in the dark.
The lamp hummed:
"Regard the moon,
La lune ne garde aucune rancune,
She winks a feeble eye,
She smiles into corners.
She smooths the hair of the grass.
The moon has lost her memory.
A washed-out smallpox cracks her face,
Her hand twists a paper rose,
That smells of dust and old Cologne,
She is alone
With all the nocturnal smells
That cross and cross across her brain.
The reminiscence comes
Of sunless dry geraniums
And dust in crevices,
Smells of chestnuts in the streets,
And female smells in shuttered rooms,
And cigarettes in corridors
And cocktail smells in bars."
The lamp said,
"Four o'clock,
Here is the number on the door.
Memory!
You have the key,
The little lamp spreads a ring on the stair,
Mount.
The bed is open; the tooth-brush hangs on the wall,
Put your shoes at the door, sleep, prepare for life."
The last twist of the knife.
Двенадцать.
Вдоль бордюров
Хранимых в лунном тигле,
Шёпот лунных заклинаний
Растворяет этажи памяти
И все его повествования
Его раздробленность и точность
Все фонари, что я миную
Бьют барабаном судьбы,
И сквозь пространство темноты
Полночь сотрясает память
Как сумасшедший трясёт засохшей геранью.
Полвторого,
Фонари шептали
Фонари бормотали
Фонари заклинали: "Посмотри
На женщину, что колеблется в светлом проёме двери,
Открытой ей словно ухмылка, уловка.
Ты видишь кайму её платья
Истертую, в песке,
Видишь ты её глаз уголки,
Скрученные в булавочную головку."
Воспоминание, взметнувшись, словно огоньки,
Осыпется как сонм сплетенных мыслей;
Изогнутая ветвь над пляжем
Обглодана и отполирована
Как будто выбросил свет
Скелет из своего шкафа,
Твёрдый и белый.
Сломанная рессора на заводском дворе,
Ржавчина, что въелась в форму, которую покинули силы,
Гнутую, жёсткую, готовую хрустнуть.
Полтретьего,
Твердил фонарь:
"Взгляни на кошку, что вплющившись в водосток,
Высунула язык
И смакует прогорклого масла кусок."
Так ребячья рука на автомате
Выкинулась и спрятала в карман
Игрушку, что катилась по мостовой.
За теми ребячьими глазами не смог я узрить ничего.
Я видел глаза на улице
Всматриваясь сквозь освещенные шторы,
И краба в бассейне после полудня,
Старого краба с желудями на спине,
Зажавшего конец палки, которой его я прижал.
Полчетвертого,
Лампа шептала,
Лампа, тускнея, шипела.
Она заклинала:
"Останови свой взгляд на луне, божественный вид!
Луна не знает обид,
Мягкотелым глазом мигнет,
Уголками губ улыбнётся.
Пригладит вихрастость травы.
Луна потеряла память.
Отмытые оспины щербят её лик,
Руки её мнут бумажную розу,
Что запахом старых духов и пыли полна,
Она одна
Среди тех ночных ароматов,
Что проходят сквозь мозг разрядами.
Отдача вернётся
От блеклой увядшей герани
А пыль в стыках
Пахнет каштанами с улицы,
А женские запахи в залах зашторенных
И сигарет в коридорах,
А в барах пахнет коктейлем. "
Сказала лампа:
" Четыре,
На двери номер квартиры.
Память!
У тебя ключ,
Лампе лишь на ступенях кольцо оставить,
Вверх.
Расправленная постель, на стене щётка зубная,
Туфли поставь у двери, засни, приготовься к жизни. "
Ножом по горлу последний твист.
