Швартовка в Череповце
Идём на Череповец, выгружать чушку. Курю и смотрю в люмик на уже поднадоевшую тайгу и хренею от мысли, сколько раз придётся мотаться туда-сюда за оставшиеся пять месяцев навигации. Дед не вылезает из каюты, в Кандалакше удалось по уши затариться алкоголем, поэтому в машине у нас с Иванычем всё путём. В курилке тоже всё путём - боцмэн с монтёром в козла режутся, жутко довольные оба и амбрэ на весь коридор.
- Вкусный одеколон? - спрашиваю.
- Неси, и твой заценим.
- Вот уж хрен вам.
Эти клоуны по-пьяне друг друга гомиками стали называть. Нам-то стёб, а как-то третий мех новенький, браток казанский, услышал это в первый раз и прибалдел:
- Куда я блин попал?!
Ему объяснили, что они не долбятся, а звездоболят просто, но за руку с ними он так и не здоровался, и за одним столом не кушал.
Швартуемся, наконец, в Черепке. Пьяный Декс на юте попутал команды, приготовил к отдаче кормовой якорь и докладывает в рубку:
- Кормовой яшка к отдаче готов! Ещё более-менее адекватный старпом в шоке бежит на корму и стопорит шпиль. Жаль, была бы прикольная картинка - в двадцати метрах от причала телепаться на якоре. Мы на баке, боцмэн накачан одеколоном до полной кондиции. Двигаемся вдоль причала, на траверзе под прямым углом берег, а вдоль него баржа. Мастер, чтобы носом в неё не въехать, спрашивает боцмана по матюгальнику расстояние до баржи, тот на полном серьёзе заплетающимся языком докладывает:
- Еще десять метров и кабздец нашему полубаку.
- Боцман, черт, отдай микрофон Филу!
- Ты мене не учи!
Порт в экстазе, там всё слышат. Привязались с грехом пополам, пошли догоняться.
Бухали почти всю ночь. Мой механик Иваныч, душа-человек, в семь утра растолкал, суёт под нос стакан водяры - на, мол, похмелись, работать пора. Пока я вставал, он залудил этот стакан и исчез. Пришёл монтёр-горемыка, я со своей верхотуры спрыгнул, смотрю, Дексон на палубе спит, весь как есть, в робе и бушлате, уткнувшись головой в ящик под шконкой. А монтёр и зашёл то из-за того, что знал - у Декса пузырь портоса заныкан. Растолкали, а он и говорит, что спецом башкой ящик закрыл, чтобы пузырь не спёрли. Послали монтёра в подальше, похмелились, и на работу.
Думали, кранты нам, бОшки полетят - один кэп не употреблял в этот раз. Обошлось, спросил только у Толяна-рулевого, что отмечали так круто. Тот отмазался дежурным днём рождения. Ну ни хрена се днюха - вся команда в оверкиле была. Списали только повариху за ссаньё на старпомовский коврик (см. Кораблевая любовь), а с боцмана, как с гуся вода. Как же - штатный стукач. Ну и деда заменили после Клондайка - такое не прощается. Как ни крути - это предательство. Команда - это семья, рамсы в ней не должны выноситься наружу.
