6. Всё неправильно

6. ВСЁ НЕПРАВИЛЬНО

 

1.

Переоценка ценностей каждые десять лет…

Пересчитав овраги своих морщин,

видишь — как странно — чёрное небо меняет цвет

на голубой, и в небе, не без причин,

 

все колокольчики превратились в колокола.

Мимо собора вечно идёшь домой.

В парке хлопочут птицы. Такие, мой друг, дела.

В сущности, никакие. О, боже мой!

 

2.

Я к ней приходил — я попал на крючок —

садился уныло у детской кроватки,

а Юлька молчала, расправив лопатки.

Я чушь, вероятно, там нёс… но молчок!

 

Да, я уходил, оглушённый в тот раз

громадностью боли, меня посетившей,

как юный боксёр, апперкот получивший.

Да, город был праздником, но не для нас.

 

По жести его дождевых желобов

струилась без продыху ночь ледяная,

в пивных колобродила площадь Сенная,

но не было денег на грохот трамвая,

и нищая мне улыбалась любовь.

 

3.

Был месяц солнечный апрель,

крутилась в парке карусель,

и ты шепнула: — Да,

мы будем долго жить с тобой,

не протрубит пока отбой

архангела труба!

 

А там, высОко, облака

по небу плыли, и рука

отозвалась теплом.

— Как хорошо, — ответил я, —

что взяли мир в учителя

с его добром и злом!

 

4.

Замер в квартале последний звук,

и, обкусав усы,

коты поделили своих подруг

и шкурки от колбасы.

 

Осталось небо в окне и мы,

чокнутые слегка.

Казалось, не было ни страны,

ни горя, ни огонька.

 

И ты сказала: — А хочешь быть

мудрее, чем Гераклит?

А я ответил: — Хочу любить

тебя, и душа болит!

 

А дальше всё промелькнуло, как

положено на земле.

Я сам, наверное, не дурак —

с морщинами на челе.

 

Сижу и мыслю, что всё o'key —

вокруг ликует весна.

Твоя гребёнка — в одной руке,

в другой руке — небеса!

 

5.

Я-то знаю (слова прикипают к губам),

жить — ведь это, как утром в пустующий храм

забежать из общаги, где мы про любовь,

не убитую бытом, бессмертную вновь,

говорили всю ночь до рассвета с тобой,

с незаконной женой. А законно с нуждой

да с бедой повенчались. И были у нас

шуба «драная кошка» да шарф «самовяз»,

тусклый свет, раскладушка, стакан кипятка —

вот и смерть неизбежная также крепка! —

да ещё получил я за сданную кровь

бутерброд. Подожди, три свечи приготовь

и поставь у иконы: одну за Царя,

а другую за то, чтобы батюшка зря

не венчал нас навечно, а третью потом

сам пускай он поставит, когда мы уйдём.

 

6.

В нашей квартире кто-то живёт. А кто?

Скажем, юрист? Наверняка доволен!

Любит жену, смеётся над нашим горем…

Что же, всё глупое счастье — твоё пальто,

плащ мой и ветер, и ветру мой плащ просторен.

 

Пальцы озябли — я руку тебе в карман

так опустил — потому, что хотел объятий.

Вечно всё происходит у нас некстати.

«Ангел мой, — ты сказала, — ох, наш роман

требует новых спасательных мероприятий».

 

Вот остановка. Послушай, в последний раз

я обещаю, что завтра мы угол снимем,

буду работать, потом поменяю имя…

У фонаря красноватый какой-то глаз,

осень по лицам дождями нас бьёт косыми.

 

Ах, дорогая, ну что же ты? Ну, не плачь!

Пусть эта стужа последние листья кружит,

сердце отчаялось, да, но с надеждой дружит.

Вот и автобус — одна из твоих удач.

Я «до свиданья» кричу из огромной лужи.

 

7.

В кинотеатре фильм — дурацкая «Годзилла» —

и я ушёл с него: утешит разве? Ай,

как было глупо всё — она ведь не любила,

и вот, пожалуйста: «Забудь меня. Прощай!»

 

Иду к Балтийскому вокзалу потихоньку

и бормочу под нос: — За всё благодарю:

за этот город, за любовь, за комнатёнку,

за то, что боль пройдёт — исчезнет к сентябрю.

 

Синее купола на Троицком проспекте

сегодня небо у меня над головой.

Я говорю на том, на божьем, диалекте,

который музыка:

— Спасибо, что живой!

 

8.

Присмотрись к этой сумрачной жизни в метро,

к человеческой давке бесполой, бесцельной,

к этой женщине, что прижимает бедро

к твоему слишком тесно… Сойдёт на Удельной

и не скажет ни слова — такая игра

бесполезная — выцвели рыхлые щёки,

может, плакали дети сегодня с утра

и семейного счастья не склеить осколки.

 

У метро серый дождик, киоски, туман,

инвалид полусонный стреляет на бедность,

раскорячился в луже юнец-наркоман,

и на лицах прохожих тревожная бледность.

Ты же знаешь: всё-всё здесь прогнило насквозь.

С объявленьями брачными купишь газету:

«Миловидная женщина ищет...» И гвоздь

он забьёт и не станет курить сигарету.

 

9.

О, весна без конца и без краю…

А. Блок

 

Катастрофой, бензином и корюшкой

пахнут майские улицы. Ах,

ты Балтийское моё морюшко,

и Вселенная на плечах

у атлантов, и господи, горюшко

трёхсотлетнее, жгучее, заячье —

все дороги приводят к нему,

на сырое Смоленское кладбище,

где не спится бомжу одному*.

В буйном небе раздрай и пожарище,

ходят ангелы, в трубы трубя.

Не отыщешь для пьянки товарища,

по Стремянной с бутылкой гребя.

 

Вот стою, не пойму сам себя:

то ли вывел трёхлапого Тузика

погулять пожилой ветеран,

то ли вся эта жёсткая музыка

бьёт и бьёт, как железный таран,

в грудь меня, дурковатого дворника,

что уволен с работы со вторника.

май 2014 г.

 

*На Смоленском кладбище похоронена Ксения Блаженная,

над могилкой ее стоит часовня. Из надписи на стене часовни:

Оставшись после мужа 26 лет, странствовала 45 лет