по Куприну
Домыв посуду, Вера вытерла её, сняла фартук и устало опустилась в кресло.
Октябрь пришел с дождями. На столе пестрели последние астры, в камине потрескивали почти прогоревшие дрова. Накинув шаль, она открыла книгу на том месте, где остановилась.
Это всегда случалось внезапно. Вот и сейчас. Огонь вдруг ожил. Неясные тени пробежали по стене, скрипнула дверь и она услышала рядом чьё-то взволнованное дыхание.
Подняв глаза, Вера увидела сидящего у камина бледного молодого человека в коротком коричневом пиджачке. Он был так сосредоточен, что не замечал ничего вокруг. Его худые нервные пальцы перебирали содержимое небольшой шкатулки. По очереди он вынимал все, что в ней лежало и, вздрагивая, бросал в огонь. При этом глаза его расширялись от ужаса, руки тряслись, и будто прощаясь, он махал вослед исчезающим вещам.
Достав кружевной платок, он прижал его губам, потом резко оторвал и кинул в огонь.
Вера покашляла, чтобы привлечь его внимание. Испуганно оглянувшись, он никого не увидел, но поднялся и стал нервно ходить по комнате, зажав в ладонях дамский браслет, видимо не в силах расстаться с ним.
И в этом было такое отчаяние, такая безнадежность, что Вера подошла к нему и, пытаясь успокоить, взяла за руку. Он как-будто почувствовал это и замотал головой.
- Нет, нет, я все решил. Назад пути нет.
- Но, послушайте... Она недостойна вас. Ваша любовь - иллюзия, - Вера пыталась поймать его взгляд.
- Да, я не ждал взаимности. Это только моё, моё...
Но, если бы меня кто-то понял... Она играла Бетховена...
Вера села за пианино. Уже с первых аккордов, он стал спокойнее, подошел к окну и...
- Нет! - Вера резко захлопнула книгу и закрыла глаза.
И тут же все исчезло. В комнате было пусто и тихо. Угли в камине почти догорели.
- А ведь у меня нет пианино и я не умею играть, - подумала она.
Ее бил озноб. Накапав себе валерьянки, Вера подошла к столу.
Гранатовый браслет лежал на скатерти, переливаясь тёмно-красным цветом.
