Лента Мёбиуса IV

Лента Мёбиуса IV
[Фрагмент повести]
 
Человек сидел на скамейке уже давно не существующей автобусной остановки. От остановки остались лишь скамейка, проржавевший, скособоченный навес над нею, да табличка сверху с надписью — чёрным по жёлтому — "Остановка "ВОЛОЧАЕВСКАЯ". Вот и всё. Микрорайон доживал последние дни — власти затеяли тут какой-то циклопический ипподром, жителей спешно и бесцеремонно выселяли в безрадостные окраинные новостройки с дымящимися котлованами, рытвинами и беспорядочно торчащими из земли ошалелыми многоэтажками.
 
Редкие прохожие косились на сидящего удивлённо и неприязненно — мало ли. Лишь один спросил, не останавливаясь: "У вас всё в порядке?" и, не дожидаясь ответа, облегчённо засеменил по своим делам.
 
Потом его осветила фарами патрульная машина. Однако не найдя, вероятно, в его облике ничего предосудительного, погасила фары и поехала дальше.
 
И тотчас, почти след в след подкатило такси. Из него после долгой возни, смешков и бормотаний вылезли трое.
 
«Так это здесь?! Ну и райончик! Прямо как в фильме ужасов», — недовольно протянул Первый, коротко стриженный под бобрик, коренастый, широкоскулый, в красной бейсболке козырьком назад. Говорил намеренно низким голосом с гнусавой растяжкой.
 
«Выходит так, — с сипловатым смешком ответил Второй, в серой с разводами толстовке с надвинутым на брови капюшоном и нелепых, не по сезону шортах. — Вон сидит чудик какой-то. Сейчас его и спросим».
 
«Послушайте, уважаемый, — заговорил Третий, подойдя к сидящему на остановке, — вот вы, я гляжу, добрый, сердечный человек. Уж выручите, пожалуйста! Надо срочно позвонить любимой девушке. Вот срочно! А телефон сел. И у друзей моих сел. Бывает же так!» — он оглядел приятелей кривым, скалящимся взглядом. — Вы, уважаемый, телефончик свой не одолжите ли на мгновение? Ведь вот судьба решается… А?»
 
Сидящий на скамейке молча кивнул, вынул из кармана плаща телефон и протянул. Второй, торопясь, подхватил его.
 
«Ух ты. Да он у тебя козырный, телефончик-то. Ну прямо не знаю, как благодарить», — смеясь сказал он и сунул телефон в карман. — Вот ведь есть же на свете добрые люди. Слышь, друг, раз ты такой богатый и упакованный, может, что другое подкинешь на бедность? Я ж не гордый, не побрезгую. Можно наличными».
 
«Верните, пожалуйста телефон, — тихо произнёс сидящий и поднялся.
 
«А если не верну, тогда чо?» — Второй хищно осклабился, однако на всякий случай отодвинулся назад и покосился на приятелей.
 
«Слушай, а я тебя вспомнил, — вдруг рассмеялся Сидевший на скамейке. — Вот ты сказал: «тогда чо?», я и вспомнил. У тебя тогда собака была. Прайд. Да? Мы тогда немного поспорили, но в итоге разошлись миром. Как он, кстати, Прайд твой? Жив-здоров?
 
«Нет, — сумрачно ответил Второй. — застрелили Прайда. Менты. Суки! Он на них бросился, когда они меня повязали. Локоть одному прокусил. Прикинь. Меня тогда…»
 
Он не договорил. Его бесцеремонно отодвинул плечом Первый.
 
«Слышь, ты, ботан. Ты тут нам мо́зги не пудри. Вспомнил он, мля! Ты у меня сейчас маму родную забудешь, тебя овсянкой будут с ложечки кормить по жизни. Понял?!!»
 
«Да понял я, понял. Так чего ты хочешь-то?»
 
Первый набычился и сжал кулаки. Однако заметно было, что он, несмотря на повадку и густые манеры, вовсе не из числа бывалых уличных бойцов, и что явное отсутствие какого-то страха и даже настороженности у стоящего напротив, его обескураживает и понемногу разжижает. И теперь надо сделать хоть что-то, дабы не выглядеть уж полным дерьмом.
 
И вот тут появился Мёбиус…
 
МЁБИУС
 
Так звали собаку. Мопс чёрного окраса, полтора года от роду. Обитал на заброшенной стройке за медицинским центром «Асклепиос». Лет пять назад задумали тут строить инфекционный корпус для медцентра. Очень энергично начали, но руководителя центра вдруг посадили за незаконный оборот наркотических средств. Стройка замерла надолго, верней всего, навсегда. Лишь унылые серые каркасы да полурассыпавшиеся вагончики-времянки. И ещё — стайка бродячих собак.
 
Они приблудились ещё когда шла стройка, и было чем поживиться. Стройка закончилась, псы остались. Верховодил чёрно-рыжий кобель Фанг, помесь дворняги и овчарки. В вожаки выбился благодаря хватке, чутью, изворотливости и злопамятной жестокости. Ему не перечил даже чёрный английский дог Ричи.
 
Ричи был огромен, инфернально чёрен и устрашающ. А от трубного, зычного лая приседали даже поднаторевшие в схватках питбули и доберманы. Был, однако, невероятно покладист и великодушен. Мог бы стать главным в стае и даже легко подмять трусоватого Фанга, если б захотел. Однако не захотел, ибо упорно считал всю эту суетную жизнь среди бетонных блоков мёрзлых обглодков не более чем затянувшимся недоразумением. Он твёрдо верил, что непременно придёт время и всё вернётся, былые хозяева придут за ним, виноватые и смущённые, нацепят так сладко пахнущий кожей ошейник и вернут туда, в просторную квартиру на восьмом этаже, где так чудесно пахнет домашней лапшой и мозговой бараньей костью, и ещё целая уйма запахов, которые могут быть только там и нигде более на всём белом свете. И где есть коврик с синими ромбиками, на котором он наконец выспится всласть. Ну и он, конечно, всех их простит. Да. Даже Евгению, вторую жену хозяина. Ту, что втихомолку отвезла его в пригородный посёлок Аракчино, привязала у крыльца магазина да и сгинула. Ну люди, что с них взять, нельзя им верить. Но он верил. Верил, что всё вернётся, хоть и точно знал, что в той квартире на восьмом этаже давно живут другие люди.
 
У Мёбиуса-то в этом плане иллюзий не было совсем. Там всё просто: их было восемь. Троих щенят признали бракованными. Среди них Мёбиус — врождённый вывих тазобедренного сустава. Хозяин с такими вообще не цацкался. Одного усыпили сразу, другого успели продать задёшево какой-то слезливой старушенции. А он, Мёбиус, сбежал. Потому что младенческим чутьём своим понял: шприц для него уже распакован.
 
Его, погибающего, выходила кошка Майя. Эту тёмно-серую сибирскую кошку знал весь двор. Дети звали её Майка не хромай-ка. Майя впрямь прихрамывала на левую переднюю лапу, что не мешало ей при надобности развить просто-таки головокружительную скорость. Майю уважали и побаивались. Особенно Гансик, кастрированный персидский котик. Завидев Майю, он принимался жалобно поскуливать и проситься на руки к хозяйке.
 
Когда-то Майя жила в роскошной пятикомнатной квартире в микрорайоне, где селилось партийное начальство. Хозяйкой её была Ольга Семёновна Пурина, бывший первый секретарь горкома комсомола, весьма известная в ту пору личность. Долго жила в вызывающей роскоши, счёта деньгам не знала. Была расчётлива, но не скаредна, осторожна, но не труслива, могла идти напролом, но не делала подлостей. Когда разразилась Перестройка и буффональный путч, поддержала не того, кого надо было, за что поплатилась чередой ошеломляюще грязных публикаций в прессе. Бывшие её подопечные, прежде бессловесные аппаратные шестёрки, поначалу разом перестали с ней здороваться, а потом и вовсе смеялись в лицо, когда она обращалась за помощью. «Кто пустил сюда эту старую б-дь?!» Умерла в гордой бедности. Буквально на следующий день после похорон объявился её доселе не известный внук Олежек, обладавший, несмотря на инфантильный вид и диабетическое сложение, поистине сучьей хваткой. Он проворно и жёстко отсеял всех прочих внуков, внучек и племянников. Завещание же самой Ольги Семёновны, в коем она отписала всё своё имущество музею Ленина, что по улице Ульяновых, так и не увидело свет, пропало и более не объявлялось.
 
Вскоре после Олежека в квартиру въехала некая Эмма с шестилетним мальчиком Даней. А через неделю совместной жизни Майя расцарапала мальчику Дане руку и лицо до крови, когда тот пытался поднять её вверх за хвост. Далее был вопящий скандал, после которого наследный внук без долгих раздумий взял Майю за загривок и выбросил с балкона третьего этажа. Вот она и хромает с тех пор, хоть и по счастью приземлилась на кузов хлебовозки. Такие дела.
 
Майя взяла его под покровительство, буквально вылизывала, как своего котёнка. И просто сатанела, если кому-то в голов приходило его обидеть.
 
А чрез месяц пропала. Когда прошло три дня и она не вернулась, Мёбиус своим щенячьим умом понял, что она не вернётся никогда. Потому что это Майя. Если её нет три дня, значит случилось то тёмное, о чём он, Мёбиус, не должен думать. Такие дела.
 
Мёбиусом он стал случайно. Как, в общем-то, всё на свете. Кто-то из малышни во дворе, что напротив стройки, шутки ради повязал игривому и миролюбивому псу на шею ярко-оранжевый бант. Хотел потом снять, но мама гневно воспротивилась, мол, ещё чего, после шелудивого барбоса брать бант домой. Пусть себе. Так он и остался с бантом. Ему даже кличку поначалу придумали — Бантик. Но потом мальчик Альбертик, прозванный Киндерсюрпризом за то, что в третьем классе легко освоил матанализ и теорию вероятностей, назвал его — Мёбиус, указуя на ленту. Лента потерялась, кличка осталась.
 
Небольшой жизненный опыт, а, главное, врождённая интуиция помогали Мёбиусу выживать, особенно в беспощадные, бесприютные зимы, без труда выходить из сложных уличных коллизий. Он легко освоил аксиому дога Ричи: ВЕРИТЬ НЕЛЬЗЯ НИКОМУ. Особенно людям и кошкам. Исключение было лишь для незабвенной Майи.
 
И ещё — был один человек.
 
Это приключилось возле автобусной остановки. Ту парочку он приметил ещё издалека: мужчина в куртке с капюшоном с ротвейлером на поводке. Мужчину изрядно покачивало. Мёбиус старался обходить таких стороной, да и ротвейлеров он не переваривал, зная на опыте их несносный нрав. Хотел ретироваться подобру-поздорову, но случилось неожиданное: мужчина решил прикурить, сунул в рот сигаретку и пока искал в карманах зажигалку, выпустил из рук поводок. На мгновение. Но его хватило, чтобы чёрная образина, завидев Мёбиуса, с ликующим хрипом рванулась к нему. Схватка была короткой и кончилась бы, скорее всего, плачевно.
 
***
Но — появился Тот Человек.
 
— Эй, ты чего творишь! Не видишь? Пса убери своего!
 
— Ты сам пёс, понял?! А не уберу, тогда чо?!
 
— Ничо, — мужчина вытащил из кармана плаща жёлтый баллончик. — Сначала пса твоего вырублю. Потом тебя, урода. И в ментовку сдам за то что ходишь бухой и с собакой без намордника. Эй, я до трёх считаю…
 
Это было спасение. Разъярённого ротвейлера оттащил хозяин. А он, Мёбиус, прихрамывая, побрёл в сторону стройки…