Про Сусю и Аминя
Утро. Дети кормлены. Поены чаем с печеньками, и пора бы им на прогулку. Лето! Август.
Самое время запастись солнышком.
Старший уже сбежал во двор, а младшенький — домосед, медляк, сидит и по глоточку неспешно допивает чай.
Я мою посуду. Поругиваю его по-доброму, дескать, засиделся...
А в ответ — тишина. Потом прислушалась, шепчет что-то.
Поворачиваю голову и... Картина маслом:
Сын стоит, положив правую ладонь на грудь, левой крестит меня и приговаривает тихонечко:
- Бог с тобою, Христос с тобою, Господь с тобою и Суся с ними.
- Что? И Суся? Какая Суся? С кем это "с ними", Артём?
Сын:
- Мама, запомни, если человеку трудно, он должен молить о помощи. И помощь придёт. Мне бабушка рассказывала. – Если где-то случается беда, туда сразу выдвигается отряд. Первым идёт Бог. За ним - Христос. За ним - Господь. И Суся с ними. Обязательно. Всегда. Без Суси - не считается. Запомни!
Слова мои закончились, не начавшись, а в памяти всплыла картинка из детства, когда бабушка моя Анна Никитична (светлая память ей), стаскивая меня с забора, где я благополучно нанизалась на ржавый гвоздь ногой, или, выдёргивая серп, встрявший в мою лодыжку, причитала:
- Господи И(и)Суси, Матерь Божия, Царица Небесная, спаси и сохрани... На долгие годы... Это не девчонка, это ж пацан.
И усердно крестилась.
Потом прижимала меня к себе и целовала в головушку...
Так часто говаривала потом и моя мамочка (Царствие небесное и вечная память), бабушка Артёма.
Вот оно откуда.
Суся была зачислена в мобильный медицинский отряд навечно.
И когда я спрашивала у коллег, как прошло дежурство и есть ли жертвы, мне с улыбкой отвечали:
- Всё штатно. Суся с нами.
И с ними. Со всеми...
Часть II
Про Аминя
Картинки из детства... Как они до́роги! Оставляя след в нашей жизни, они тихонечко живут в сердце. Их хранит память, и в самые сложные моменты я обращаюсь к ним за помощью.
Помню. Люблю.
Далекое детство. Мне пять годочков.
Лето. Жаркий день. На небе ни облачка. Земля раскалилась. Босыми ногами не устоишь. Мы, детвора, стайкой собрались у колонки — льём холодную воду на голову, брызги летят, мы смеёмся. Мокрые и счастливые...
Этот день сменился душным вечером.
На смену вечеру пришла жуткая ночь, которая запомнилась мне навсегда.
... Я засыпала в полной тишине. В окно смотрела добрая улыбчивая луна. Акация качала ветками, убаюкивая.
Разбудил меня страшный грохот и звон разбитого стекла. Жуткая картина предстала передо мной: в разбитые окна ломится сошедший с ума ветер. Он горстями бросает град! А по небу прыгают лунные мячи, от них постоянно отделяются молнии, акация не находит себе места, стонет и гнётся до земли.
Мамка стоит на коленях посреди горницы и молится. Свет от лампады падает на стену и дрожит... Мне не страшно. Мамка рядом, значит, беды не будет. Шум ливня и ветра заглушает её слова, но я умею читать по губам и мыслям. Она молится о спасении моём.
Потом замолкает, поднимается с колен, подходит ко мне. Обнимает и шепчет мне страшные слова:
- Дочечка, утром выйди к людям. Скажи, что больше нет меня на свете. Приедет брат. Вот узелок — там пряничек, хлебушек и кусочек сала.
Меня одолел ужас. Я кожей ощутила неведомое мне ранее чувство. Горе горькое. Я плакала.
А мамка смотрела на Образа́ и крестилась:
- Господи, сохрани чадо моё под покровом Твоим Святым от летящей пули, стрелы, ножа, меча, яда, огня, потопа.
Я задумалась и поняла, что наступил всеобщий потоп всего и всех. Мне бабушка рассказывала. Я помню.
Мамке хорошо, она умеет молиться. А я не умею! Что мне делать? Бабушка моя теперь живёт на небе. Она не успела научить меня молиться.
И вдруг я вспомнила Великого Аминя. Я его никогда не видела. И даже не могла его представить. Но я помню, как бабушка приговаривала:
- ...ныне и присно и во веки веков аминь.
Значит, он — Великий! Потому что навсегда, на "вовеки веков!"
Я сложила ладошки лодочкой, поднесла их к лицу и, закрыв глазёнки, прошептала:
- Аминь, прошу, приди ко мне на помощь. Ты сильный, добрый, ты всё можешь. Спаси от смерти мамочку мою. Я только об одном тебя молю.
Я повторяла эту свою детскую молитву много-много раз! Не знаю сколько, я только недавно заговорила и ещё не успела научиться считать. Я же немая родилась.
Мама меня называла "бедной девочкой" и плакала, а бабушка грозила ей пальчиком и строго настрого запрещала так меня называть.
- Нюрочка! Ну зачем ты так на девочку! Не бедная она! Не бедная. А что не говорит, так рано ей, значит. Зато понимает всё. Придут и к ней слова. Не торопите только.
Я вспомнила и улыбнулась.
В комнате стало светло, тихо и очень спокойно. Лампада горела ярко, огонёк от неё больше не прыгал на стену. За круглым столом сидела бабушка Анна Никитична и незнакомый мне человек в белом одеянии с добрыми глазами, весь седой, но очень красивый. Я запомнила длинные тонкие пальцы, которыми он развязал узелок, тот самый, что мне собрала мамочка. Тихим спокойным голосом он сказал мне:
- Не бойся, девочка, узелок тебе не пригодится. А хлебушек утром скорми с ладошки птицам.
Глаза мои закрывались. А мне так хотелось насмотреться на бабушку. Она такая красивая была в эту ночь, и даже помолодевшая, вроде. Я её такой раньше не видела. Или видела и забыла. Не помню... Ресницы тяжелели, смыкались. Я засыпала.
Утром к столу меня будила мама. И не было на всём белом свете человека счастливее меня.
Страшная ночь миновала.
Потоп не состоялся, хоть и натворил много бед. Соседи обнимали нас с мамкой и радовались. И мы их обнимали. Дядя Ваня был плотником. Он вставил всем хатам на нашей улице новые стёкла в окна. Хаты стали зрячими. Они смотрели своими новыми глазами на солнышко, потом на луну, потом на акацию. Жизнь продолжалась!
Я навсегда запомнила свою детскую молитву.
Спасибо тебе, бабушка! За то, что ты научила меня говорить. И за Великого Аминя — кланяюсь.
Он мне частенько помогает с той поры.
Моим незабвенным Анне Никитичне и Анне Ульяновне посвящаю эти строки.
С любовью и благодарностью.
