РЕФРЕНЫ (Мой вечный срок)
Память падений ложится на лист
Мой вечный срок в кривых переулках
Набрал мешок пороков пофигист,
в плену парадоксов недоумки.
В суете полувека событий.
пришлые в этот мир на рассвете,
в коммуналках зачатые дети
не ведали призрачных наитий
в сквере детства,
под охраной львов.
Сутулые фонари в ночи
в вечность бронзовые ключари.
От осколков заштопаны раны:
Я военным махал с коляски
с провонявшим мочой матрасом
и не верил в наивные сказки
о сытых странах ,
полных контрастов.
В центре гремела брусчатка
толпа провожала усатого…
Дом с колонами ,
выживших давка…
Великий,
ветрами обветренный,
совсем не святой,
за толстым стеклом,
противоречивый
от минуса до плюса
на ветхом френче
скрюченные руки…
Плакал отец, из донских казаков…
В каморке при просторной кухне
в тот же день отпевали деда
русского, без ног офицера…
Тридцать лет, после прорыва
Брусилова,
жарил картоху на маргарине,
и горькую пил под подушкой…
не признавая времени лживого.
Сказочный гобелен на стене:
Гордая лань на опушке чащи,
Цветущий сад
в сказочной деревушке,
у колодца с кувшином девчушка …
Клавка хохлушка
с рваной игрушкой…
Предки жили без синего штампа,
молчаливые, странные - тщеславны.
Гастроном на Смоленской
всё на витринах,
заморская редкость
мандарины…
В кулинарии
фруктовое желе на желатине.
Лелеет прошлое нигилист,
вылезший в Грауэрмана на свет,
Не постигший мудрости урок
вспоминает предков доходный дом,
Старый тополь поседел во дворе,
видел, что такое "воли запрет".
От сомнений
пройдённый путь тернист
расплескалось покаяний -
море строк.
Зло клеветника на клеветнике,
летит вдогонку лицемерный бред,
взбешён оголодавший моралист
шепелявит про войну граммофон.
Нами правил в нищете гегемон,
в трещинах лепнина на потолке,
под потолком мигает лампа
и сытый пирушкой
помпезный Октябрь…
Бросает наивное создание
от бортика,
от стенки к стенке…
Года изгнаний,
летавших без оглядки.
и стихий от минуса до плюса…
Может завтра меня не станет
В прошлом мечты
о достойной судьбе.
Танго страсти последний танец
в пустой постели,
редко отрезвлявшей тело.
Арбатские пасторальные дворы
доставят радость нашим внукам.
Былое память не оставит,
каждого сверстника чту от души.
В прокуренном сизом закате
за голову заломленные руки
баталии,
в баре на плазме,
где пенится Амстел
в пузатой кружке.
Истерика трибун
глоток из плоской фляжки…
Моё наследство
не для простушек…
