Она маленькая была, шустрая, нравная. Словом могла и приподнять, и припечатать. Работала всегда много — и тяжело, и полегче. А когда довелось ей попасть в охрану на прядильную фабрику, всё повторяла маме:

— Вот, Алька, всю жизнь работала и не ведала, как это люди на жопе сидят и деньги за то получают.

 

Охраняла фабрику бабуся сутки через трое. Привратницей проверяла пропуска, открывала-закрывала автоматические ворота для машин, что заезжали и выезжали. Тепло, светло, чисто и не напряжно. Форму выдали, под рукой телефон и две кнопки — одна от ворот, вторая тревожная, и свисток на непредвиденный случай.

Мне в шесть лет сложно было понять — как это можно спать днём. И то, что бабуся отдежурила сутки, для меня никак не объясняло эту странную привычку. Спать я ей особо не давал, поэтому к тому времени, когда пора было загонять меня в постель, бабуся проваливалась в сон каждые минут пятнадцать. А мне не спалось.

 

— А ну, иди под одеяло, турка. Сказку скажу.

 

Сказка это хорошо. Я послушно нырял под одеяло и слушал про Марью-искусницу, Ивана купеческого сына и серого волка. Но с сонными бабусиными интерпретациями:

 

— Подъехал Иван на сером волке к терему, где томилась Марья, и давай стучать в ворота...

 

Бабуся начинала посапывать, а я теребил её за руку:

 

— Ба, а дальше что? Постучал в ворота. Дальше что?

 

Она вроде бы просыпалась и продолжала:

 

— …Постучал в ворота… Ворота автоматически открываются, и въезжает он на охраняемую территорию…

 

— Ба… Бабуся!

 

И снова она встрепенётся и дальше рассказывает:

 

— Въехал, значит, а тут вохра как засвистит!

 

Я начинал хохотать, бабуся просыпалась окончательно и смотрела на меня как будто серьёзно и сердито:

 

— Чего хохочешь, турка?

 

От этого мне становилось ещё смешнее и я спрашивал:

 

— Ба, а чего вохра свистела?

 

На что получал солидный ответ:

 

— Знамо чего: пропуска у Ивана не было, а у волка — и подавно.