Отхорил я песнявый вой (из архивов)
Отъяркали давнесь ярконюхи
В тоем трюхлом, замхатом дворню.
Их никто уж не стындрит с растухи,
Их не сгрумзает даже мухрю.
Здря на них ты пучачишь глазырки,
Из прозрачки высуя челоб.
Всем они уже до фонафырки,
Их насталось впендярить в загроб.
К. Мелихан
Я не кушаю котлет,
А пишу стихами бред.
Потому что у меня
Не голова, а головня.
Отхорил я песнявый вой,
Отшагил по цветявкам вдрызг,
Обеззубел раззявник мой,
И морщавистых много мызг.
Из глазырок сочит рассол,
Из седальника трюхлется пыль.
А ведь шмóнал я слабский пол,
Когда был молодявый хмырь.
И ведь лётал в руках булат,
Ведь царапался – не замечал,
Был мышцастей, чем щас, во сто крат
И нежданность в грудь грудью встречал.
Вот какой я был.
Но линяет блеск на клинках,
Заплеснявились кубки – не смыть,
Напротёрлись дыры в портках,
Нечем немощь нагую прикрыть.
Где же ты, мой вихрявый чуб?
Отъяркала блескавость щек.
Не свертить в целованьи губ,
Не скренить в латеральность бок.
Я клюкаю сопельник вниз,
Не финтю фортеля вновь и вновь,
Не напьюсь, как бывало, до риз,
Не схлестнусь с неугодным в кровь.
Вот какой я стал.
Корешá моих прошлых дён:
Кто без вести, кто рядом с седла.
Ждут меня, там где нет времён,
Их уже там собралась кодлá.
Так чего же мурыжиться век?
Не лучшей ли спалиться враз?
Чтоб без гроба, чтоб звездочкой сверк...
Чтоб на плитах без пошлых фраз.
Опоздал – крутой невезун.
Ну ничего, доторчу как-нибудь.
А всё ж гордявый я был – не ползун:
Хвост трубой, зубы в ряд – будь-будь!
