ДВАДЦАТЬ ПЕРВЫЙ

ДВАДЦАТЬ ПЕРВЫЙ
Век двадцатый труп к погосту вёз
на скрипучей ржавенькой кровати.
Щедро расточал амбрэ навоз
в цветнике свобод и демократий.
 
С писком маразматика сменил
Двадцать первый, шаловливый внучек.
Из болот ненужных всем чернил
лезли в свет личинки недоучек.
 
Белый шум в сетях глушил в упор,
виртуальность заполняли дети,
милый оруэллов «Скотный двор»
шустро расползался по планете.
 
Радостно Пандоры вскрыв ларец,
Божий страх забыв одномоментно
человек, решив, что он Творец,
выпестовал вирус вирулентный.
 
Выплыло в зенит двенадцать лун,
ангельские хоры зазвучали
и пропела птица Бабаюн:
«Утоли Господь моя печали!»
 
Время шлялось то вперёд, то вспять.
Океаны корчились от боли.
В пятом Риме варвары опять
испражняться лезли в Капитолий.
 
И уже включился в хоровод
Перс с головкой от ядрён-батона.
Двадцать первый век. Такой же год.
Где-то слышен зов Армагеддона.