18+ Скандальная жизнь и трагедия Анны Керн. Пушкин и Анна Керн.

Николай Латушкин

Скандальная жизнь и трагедия Анны Петровны Керн. (18+)

 

Эпиграфом к книге стоит ироничное «субъективный взгляд автора может не совпадать с объективным Вашим». Журналистка одного известного издания назвала эту книгу "клубничкой". И зря - тираж разошёлся мгновенно. Книга эта - почти детективная история исследования известного всем литературного мифа – любви Александра Пушкина и Анны Керн. Строки «я помню чудное мгновенье» знает каждый – от школьника до бомжа. Но кто она – эта Анна Керн, на самом деле, знают единицы. «Гений ли чистой красоты» или злой гений несчастной любви Пушкина, эта загадочная женщина, волей случая и игрой судьбы появившаяся в жизни поэта? Как в любом детективе, не обошлось в этой истории и без тривиального любовного треугольника, одной из вершин которого стал некий Алексей Вульф, студент и повеса, оказавшийся более удачливым в этой любовной дуэли, нежели Александр Пушкин. Впоследствии дневники (воспоминания) Алексея Вульфа были изданы под пикантным названием «Любовные похождения и военные походы А.Н.Вульфа». Я в этой истории болею за Пушкина, но Ваш выбор – за Вами...

 

 

Николай ЛАТУШКИН

Скандальная жизнь и трагедия Анны Керн (18+)

Анна Керн и Пушкин (Пушкин и Анна Керн)

Взгляд на общеизвестное

(почти детективная история)

 

Субъективный взгляд автора

может не совпадать

с объективным Вашим.

 

"Если ваш супруг очень вам надоел, бросьте его... Вы скажете: - "А огласка, а скандал?" Черт возьми! Когда бросают мужа, это уже полный скандал, дальнейшее ничего не значит," - пишет он ей в одном из писем. Вскоре она оставляет престарелого мужа-генерала и уезжает жить в Петербург.

Он - это Александр Сергеевич Пушкин, она - Анна Петровна Керн, дочь полтавского помещика, имя которой осталось в нашей памяти лишь благодаря вдохновенным строкам стихотворения "Я помню чудное мгновенье...", подтверждая пророческие слова лицеиста Илличевского: "... лучи славы Пушкина будут отсвечиваться и в его товарищах".

Как оказалось, не только в товарищах...

 

Кто же она, эта Анна Керн? Всего лишь та, что в нужное время в нужном месте оказалась рядом с Поэтом и Мужчиной. Кто бы знал о тебе, дорогая Анна Петровна, если бы не…

С единственного дошедшего до нас портрета (миниатюры 1820 года, где ей всего двадцать лет) смотрит женщина, по современным меркам совершенно неэффектная: невыразительные глаза, прямая складка губ, пробор светлых волос, полуобнаженные плечи... Отведешь глаза - и не можешь вспомнить лица. Ох уж эти поэты...

 

Портрет.

Анна Петровна Керн (миниатюра – смотрите в Интернете).

 

Возможно, портрет просто неудачен: Иван Тургенев после встречи с шестидесятичетырехлетней А.П.Керн в письме к Полине Виардо писал: "В молодости, должно быть, она была очень хороша собой", да и современники утверждали, что она была очень красива…

 

Вот как пишет она о себе в своем дневнике для отдохновения: "Представьте, я сейчас мельком взглянула в зеркало, и мне показалось чем-то оскорбительным, что я ныне так красива, так хороша собой. Я не буду по-прежнему описывать вам мои победы. Я их не примечала и слушала хладнокровно двусмысленные недоконченные доказательства удивления – восхищения".

Пушкин в письме описал её так: "Хотите знать, что такое г-жа К...? - она изящна; она все понимает; легко огорчается и так же легко утешается; у нее робкие манеры и смелые поступки, - но при этом она чудо как привлекательна".

Все в том же дневнике для отдохновения она пишет о своих душевных качествах: "Душа у меня нежная, но я разборчива даже в выборе друзей… Человеку бездушному я никогда не доверюсь".

 

Но жизнь уже в это время распорядилась с ней по иному, и эти слова были желанием, но не действительностью.

 

В шестнадцать лет, покорившись воле родителей, а точнее воле отца, Анна Петровна урожденная Полторацкая вышла замуж за пятидесятидвухлетнего генерала Керна ("…в 16 лет выдали замуж"- пишет она в воспоминаниях), и родила от него троих дочерей..." (И что? совсем не старичок по теперешним понятиям... троих детей в этом возрасте!.. молодец! Правда солдафон недалекий... так и в наше время их хватает. Ну не повезло девочке... Ну, не писал стихов-с, что поделаешь… "…муж либо спит, либо на ученьях, либо курит…" – пишет она в дневнике… а она тянулась к людям талантливым, духовным, тонким… Не совпали-с…)

Не сумев воспротивиться этому давлению (и время, и возраст, и окружение этому способствовали), она обрекла себя на жизнь, полную страданий.

 

Вот как Анна Керн в "Воспоминаниях о детстве", написанных ею в конце своего жизненного пути, рассказывает о знакомстве с генералом:

"В Лубнах стоял Егерский полк. Все офицеры были моими поклонниками и даже полковой командир, старик Экельн. Дивизионным командиром дивизии, в которой был этот полк, был Керн. Он познакомился с нами и стал за мною ухаживать. Как только это заметили, то перестали меня распекать и сделались ласковы. Этот доблестный генерал так мне был противен, что я не могла говорить с ним. Имея виды на него, батюшка отказывал всем просившим у него моей руки и пришел в неописанный восторг, когда услышал, что герой ста сражений восхотел посвататься за меня и искал случая объясниться со мною. Когда об этом сказали мне, то я велела ему отвечать, что я готова выслушать его объяснение, лишь бы недолго и немного разговаривал, и что я решилась выйти за него в угождение отцу и матери, которые сильно желали этого. Передательницу генеральских желаний я спросила: "А буду я его любить, когда сделаюсь его женою?", и она ответила: "Разумеется..." Когда нас свели и он меня спросил: "Не противен ли я Вам", - я отвечаланет и убежала, а он пошел к родителям и сделался женихом. Его поселили в нашем доме. Меня заставляли почаще бывать у него в комнате. Раз я принудила себя войти к нему, когда он сидел с другом своим, майором, у стола, что-то писал и плакал. Я спросила его, что он пишет, и он показал мне написанные им стихи:

 

Две горлицы покажут

Тебе мой хладный прах...

 

Я сказала: "Да, знаю. Это старая песня". А он мне ответил: "Я покажу, что она будет не "старая"... и я убежала. Он пожаловался, и меня распекали".

Видимо, заново переживая свою судьбу, в Воспоминаниях о детстве она написала: "Против подобных браков, то есть браков по расчету, я всегда возмущалась. Мне казалось, что при вступлении в брак из выгод учиняется преступная продажа человека, как вещи, попирается человеческое достоинство, и есть глубокий разврат, влекущий за собою несчастие..."

 

Но не только обижала её судьба, но и дарила ей дивные встречи и тайные знаки, смысл которых она не сразу смогла понять и разгадать…

В 1819 году зимой в Петербурге в доме своей тетки Е.М.Олениной она восторженно слушала И.А. Крылова, и здесь судьба впервые случайно столкнула её с Пушкиным, которого она попросту не заметила. "На одном из вечеров у Олениных я встретила Пушкина и не заметила его: мое внимание было поглощено шарадами, которые тогда разыгрывались и в которых участвовали Крылов, Плещеев и другие", - пишет она в воспоминаниях, и далее, словно оправдываясь: "В чаду... такого очарования (Крыловым, прим. авт.) мудрено было видеть кого бы то ни было, кроме виновника поэтического наслаждения, и вот почему я не заметила Пушкина"… Хотя Пушкин вовсю старался обратить на себя её внимание "льстивыми возгласами как, например: Можно ли быть такой хорошенькой!" и разговорами, в которых она что-то "нашла… дерзким, ничего не ответила и ушла".

 

Он еще не стал тем Пушкиным, которым восхищалась вся Россия, и, возможно, поэтому некрасивый кудрявый юноша не произвел на нее никакого впечатления…

"Когда я уезжала и брат сел со мною в экипаж, Пушкин стоял на крыльце и провожал меня глазами", - пишет Анна Керн в воспоминаниях (брат, с которым она села в экипаж, - это Алексей Вульф, двоюродный брат Анны Керн, и он еще появится на страницах этой повести любви и страсти; прим. автора).

Позднее двоюродная сестра А.Н. Вульф писала ей: "Ты произвела сильное впечатление на Пушкина во время вашей встречи у Олениных; он всюду говорит: "Она была ослепительна".

 

Ей было девятнадцать лет, Пушкину двадцать. Она уже три года была замужем за генералом Ермолаем Керном и воспитывала дочь Екатерину, родившуюся в 1818 году.

Прошло шесть лет, и на всю Россию прогремели поэмы и стихи поэта, сосланного императором в ссылку в село Михайловское. "В течение 6 лет я не видела Пушкина, но от многих слышала про него, как про славного поэта, и с жадностью читала: Кавказский пленник, Бахчисарайский фонтан, Разбойники и 1-ю главу Онегина…"

И она уже им восхищена... Вот она, волшебная сила искусства. Некрасивый кудрявый, с африканскими чертами лица, юноша превратился в желанного кумира. Как она пишет: "Восхищенная Пушкиным, я страстно хотела увидеть его…"

 

Пушкин узнал о восхищенной поклоннице, которой сам был восхищен, в 1824 году от ее родственников Вульфов, которые жили в Тригорском, находившимся рядом с Михайловском. Правда природа этих восхищений была разная, что и определило драматизм дальнейшей истории их отношений…

 

Их знакомство продолжилось… правда сначала заочно. И снова здесь свою роль сыграл господин Случай. Рядом с имением Керн жил друг Пушкина А.Родзянко, Пушкин пишет Родзянко письмо, в котором интересуется судьбой Керн. Родзянко, естественно, показывает письмо Анне Петровне, и они вдвоем пишут ответ Пушкину (Анна Петровна вставляет в письмо свои реплики, причем очень мило и раскованно, но при этом создается ощущение, что Родзянко и Керн связывают не только дружеские отношения).

Вот цитаты (с купюрами) из письма А. Г. Родзянко и А. П. Керн – Пушкину, 10 мая 1825 г. Лубны.

 

Родзянко: Повторение - мать учения. Зачем не во всем требуют уроков, а еще более повторений, жалуюсь тебе…

Керн: Уверяю вас, что он не в плену у меня!

Родзянко: А чья вина? - вот теперь вздумала мириться с Ермолаем Федоровичем, снова пришло остывшее давно желание иметь законных детей, и я пропал, тогда можно было извиниться молодостию и неопытностию, а теперь чем? - ради бога, будь посредником!

А. П. Керн: Вчера он был вдохновен мною! и написал - сатиру - на меня. Если позволите, я вам ее сообщу. (Стихи насчет известного примирения).

И дельно; в век наш греховодный

Я вздумал нравственность читать;

И совершенство посевать

В душе к небесному холодной;

Что ж мне за все советы? - Ах!

Жена, муж, оба с мировою

Смеются под нос надо мною:

"Прощайте, будьте в дураках!".

 

Родзянко назвал Керн холодной к его "дружеским" советам. Но как-то не очень вяжется слово "дружба" к столь пикантным подробностям семейной жизни Керн, в которые был посвящен сосед Родзянко, и легкости, даже фривольности отношений, судя по стишку, в котором Родзянкоостается в дураках, когда мирятся супруги…

Что это? Не слишком ли откровенно… или глупо (с ее стороны)? Ну, для Родзянко, как мужчины, пусть он и остается в дураках, это нормально, поскольку он как бы уже чем-то похвастался перед Пушкиным…

 

От нее уже тогда исходил изысканный аромат скандала.

 

Вскоре она едет в Тригорское, которое находилось вблизи Михайловского, чтобы непременно встретиться с лучшим русским поэтом - ну просто как современные фанатки – захотела, и рванула из тьмутаракани на концерт поп-звезды в областной центр; за кулисы за стольник пробралась... но добилась... увидела!., а может и еще чего добилась...), и гостит там с середины июня по 19 июля 1825 года (нормально, больше месяца без мужа, без двоих дочерей, - оторвалась по полной программе!

 

Почему же она так запросто смогла поехать в Тригорское? Так снова распорядилась судьба, создавая из цепи случайностей легенду: в Тригорском жила её тетка П.А.Вульф-Осипова с двумя дочерьми, одна из которых, Анна Николаевна Вульф, двоюродная сестра Анны Керн, попала под обаяние Пушкина и пронесла сильное, но безответное чувство к поэту всю свою жизнь.

 

Гений поэта оказывал на женщин огромное влияние. Впрочем, женщинам в любые времена нравились мужчины талантливые, известные, сильные духом и телом.

Но мужчинам тоже часто нравятся женщины, которым они нравятся… Весь месяц, который Керн провела у тетки, Пушкин часто, почти ежедневно появлялся в Тригорском, слушал, как она пела, читал ей свои стихи. За день до отъезда Керн вместе с теткой и двоюродной сестрой побывала в гостях у Пушкина в Михайловском, куда они поехали из Тригорского на двух экипажах, тетушка с сыном ехали в одном экипаже, а двоюродная сестра, Керн и Пушкин – целомудренно в другом. Но в Михайловском они все-таки вдвоем ночью долго бродили по запущенному саду, но, как утверждает Керн в своих воспоминаниях, "подробностей разговора я не запомнила."

Странно... впрочем, может, и не до разговоров было...

 

На другой день, прощаясь, Пушкин принес ей экземпляр первой главы Евгения Онегина, в листах которого она нашла сложенный вчетверо лист бумаги со стихами "Я помню чудное мгновенье". "Когда я сбиралась спрятать в шкатулку поэтический подарок, он долго на меня смотрел, потом судорожно выхватил и не хотел возвращать; насилу выпросила я их опять; что у него промелькнуло тогда в голове, не знаю", – пишет она.

 

Почему Пушкин хотел забрать стихи обратно – загадка…По поводу этого существует много версий, но это только добавляет пикантности в историю любви-страсти поэта… Мне, кстати, стихотворение "Я помню чудное мгновенье" показалось каким-то вымученным, неискренним, словно поэт "отрабатывал" обещанное, но вдохновение в этот момент его не посетило, и выручил лишь профессионализм и талант... и Глинку, композитора, написавшего потом на эти слова музыку, Муза тоже как-то не побаловала - тоже профессионализм помог... Но это моё личное мнение.

 

Портрет.

Такой Анну Керн видел Пушкин

(рисунок на полях рукописи; предположительно на нем изображена Анна Керн), 1829 г.

 

Несколько писем, написанные им вслед Анне Керн, и бережно сохраненные ею, слегка приоткрывают тайну их взаимоотношений. К сожалению, письма Керн к Пушкину не сохранились, что делает картину неполной.

 

Вот несколько цитат из его писем, посланных вслед Анне Петровне: "Ваш приезд в Тригорское оставил во мне впечатление более глубокое и мучительное, чем то, которое произвела наша встреча у Олениных", "... я бешусь, и я у ваших ног", "...умираю с тоски и могу думать только о вас."

Неизвестно, что отвечала ему Керн, но в следующем письме он пишет: "Вы уверяете, что я не знаю вашего характера. А какое мне до него дело? очень он мне нужен - разве у хорошеньких женщин должен быть характер? главное - это глаза, зубы, ручки и ножки... Как поживает ваш супруг? Надеюсь, у него был основательный припадок подагры через день после вашего приезда? Если бы вы знали, какое отвращение... испытываю я к этому человеку! ...Умоляю вас, божественная, пишите мне, любите меня"...

 

В следующем письме: "... я люблю вас больше, чем вам кажется... Вы приедете? - не правда ли? - а до тех пор не решайте ничего касательно вашего мужа. Наконец, будьте уверены, что я не из тех, кто никогда не посоветует решительных мер - иногда это неизбежно, но раньше надо хорошенько подумать и не создавать скандала без надобности. Сейчас ночь, и ваш образ встает передо мной, такой печальный и сладострастный: мне чудится, что я вижу... ваши полуоткрытые уста... мне чудится, что я у ваших ног, сжимаю их, ощущаю ваши колени, - я отдал бы всю свою жизнь за миг действительности".

 

В предпоследнем письме: "Если ваш супруг очень вам надоел, бросьте его... Вы оставляете там все семейство и приезжаете... в Михайловское! Вы представляете, как я был бы счастлив? Вы скажете: "А огласка, а скандал?" Черт возьми! Когда бросают мужа, это уже полный скандал, дальнейшее ничего не значит или значит очень мало. Согласитесь, что проект мой романтичен! А когда Керн умрет - вы будете свободны, как воздух... Ну, что вы на это скажете?" (Кстати, Е.Ф.Керн умрет только через 16 лет в 1841 году в возрасте 76 лет - крепкий по тем временам был старичок.)

 

И в последнем письме: "Всерьез ли вы говорите, будто одобряете мой проект? ... у меня голова закружилась от радости. Говорите мне о любви: вот чего я жду. Надежда увидеть вас еще юною и прекрасною - единственное, что мне дорого".

 

Наверное, нельзя проводить прямых параллелей между письмами Пушкина и тем, что через полгода после их встречи в Михайловском, в начале 1826 года Анна Петровна Керн оставляет ненавистного мужа-генерала (кстати, будучи беременной третьей дочерью), и уезжает в Петербург с отцом и сестрой, где в Смольном воспитываются две её дочери Екатерина (1818 г.р.) и Анна (1821 г.р., третья младшая дочь Ольга родилась в июле 1826 года уже в Петербурге), потому что мысль оставить мужа давно точит её изнутри: в её дневнике есть запись, датированная 1820 годом, то есть когда ей было двадцать лет: "...судьба моя связана с человеком, любить которого я не в силах и которого... почти ненавижу. Я бы убежала... только бы избавиться от этого несчастья - разделять судьбу с таким грубым неотесанным человеком, …если бы я освободилась от ненавистных цепей, коим связана с этим человеком! Не могу побороть своего отвращения к нему!"

 

Объективности ради стоит заметить, что письма Пушкина к Керн были написаны в легкой манере шутливым тоном, не предполагающим с её стороны серьёзных поступков, и не могли служить толчком для бегства от мужа, но как знать…

 

В июле 1825 года, спустя несколько дней после отъезда Керн из Тригорского, Пушкин пишет в письме своему другу: "Чувствую, что духовные силы мои достигли полного развития, я могу творить". А что, если не любовь, заставляет человека творить? Хотя многие пушкинисты полагают, что его увлечение Анной Керн было не особенно серьёзным… так, дуновение ветра… "как мимолетное виденье"… И ход их невысказанных мыслей можно понять: в глухомань, в ссылку к Поэту приехала восторженная женщина...", а поэт был просто мужчиной, который был поэтом...

 

Сам Пушкин так писал о своей влюбленности (письмо, адресовано двоюродной сестре Анны Керн А.Н.Вульф, с которой она после Михайловского уехала в Ригу): "Каждую ночь я гуляю в своем саду и говорю себе: "Здесь была она... камень, о который она споткнулась, лежит на моем столе подле увядшего гелиотропа. Наконец я много пишу стихов. Все это, если хотите, крепко похоже на любовь, но божусь вам, что о ней и помину нет".

 

22 мая 1827 года Пушкин после освобождения из ссылки вернулся в Петерберг, где в доме его родителей на набережной Фонтанки, как пишет А.П.Керн "я бывала почти всякий день". Сам Пушкин в это время жил в трактире Демута на набережной Мойки (трактир Демута - одна из престижных петербургских гостиниц, но Пушкин в ней "занимал бедный нумер, состоявший из двух комнат, и вел жизнь странную" как сообщала баронесса Дельвиг в письме своей знакомой) и "иногда заходил к нам, отправляясь к своим родителям."

 

Вскоре отец и сестра Анны Керн уехали, и она стала снимать маленькую квартирку в доме, где жил друг Пушкина поэт барон Дельвиг со своей женой. По этому поводу Керн вспоминает, что "однажды, представляя одному семейству свою жену, Дельвиг пошутил: "Это моя жена", и потом, указывая на меня: " А это вторая".

Она очень сдружилась с родственниками Пушкина и с семейством Дельвигов, и, благодаря Пушкину и Дельвигу, вошла в круг людей, составляющими цвет нации, с какими всегда мечтала общаться её живая тонкая душа: Жуковский, Крылов, Вяземский, Глинка, Мицкевич, Плетнев, Венетивинов, Гнедич, Подолинский, Илличевский, Никитенко.

 

"Пушкин... часто входил ко мне в комнату, повторяя последний написанный им стих", "Посещая меня, он рассказывал иногда о своих беседах с друзьями ", "...хотел было провести у меня несколько часов, но мне нужно было ехать к графине Ивелевич..." - обтекаемо вспоминает Анна Петровна их отношения в этот период.

Вересаев пишет, что только в Москве Пушкин, когда былая страсть поугасла, узнал Керн как женщину, хотя некоторые авторы и утверждали, что впервые это произошло в Михайловском в 1826 году, что вряд ли, и этому есть документальное подтверждение: в 1828 году в феврале, через полтора года после написания строк "я помню чудное мгновенье", Пушкин в письме похвастался своему приятелю Соболевскому, не стесняясь в выражениях и пользуясь к тому же лексиконом дворников и извозчиков (извините за неблагообразную цитату - но что есть, то есть): "Ты ничего не пишешь мне о 2100 руб., мною тебе должных, а пишешь мне о m-me Kern, которую с помощью Божьей я на днях " (смотри ссылку на оригинал письма здесь, усеченный текст письмаздесь и неполный текст этого письма в книге Вересаева "Пушкин в жизни").

Такое откровенное и грубое сообщение о близости с некогда страстно любимой женщиной Пушкин, видимо, написал, потому что испытывал сильнейший комплекс из-за того, что не сумел получить эту близость раньше, и ему непременно нужно было донести до друзей, что факт этот случился, пусть даже запоздало. Ни в одном другом письме по отношению к другим женщинам Пушкин не допустил такой грубой откровенности.

 

А теперь вспомните цитату самого Пушкина про долготерпение: "...нет ничего безвкуснее долготерпения"… Или полтора года – это пустяк? Непоследовательность никому не делает чести…

 

Именно поэтому сразу после отъезда Анны Керн из Тригорского Пушкин в письмах и просил её настойчиво снова приехать в Тригорское или хотя бы в Псков. "…я люблю вас гораздо больше, чем вам кажется …вы непременно должны приехать осенью сюда или хотя бы в Псков. Предлогом можно будет выставить болезнь Анеты. Вы приедете? - не правда ли? …Прощайте! Сейчас ночь, и ваш образ встает передо мной, такой печальный и сладострастный: мне чудится, что я вижу ваш взгляд, ваши полуоткрытые уста. Прощайте - мне чудится, что я у ваших ног, сжимаю их, ощущаю ваши колени,- я отдал бы всю свою жизнь за миг действительности. Прощайте, и верьте моему бреду; он смешон, но искренен" .

 

Он словно робкий наивный юноша, понимая, что сделал что-то не так, тщетно пытается вернуть мгновения упущенных возможностей и овладеть желанной женщиной, вернуть мгновения, когда "счастье было так возможно", если называть счастьем обладание женщиной. Поэзия и реальная жизнь, увы, не пересеклись… В тот момент, в июле в Михайловском (или Тригорском) их помыслы не совпали, он не угадал настроений земной реальной женщины, на мгновение вырвавшейся из лона семьи на свободу, но зато эти настроения уловил Алексей Вульф… Не могу не процитировать здесь Сергея Есенина, откровенно и гротесково нарисовавшего портрет отвлеченного абстрактного поэта, охваченного страстью:

 

Ах, люблю я поэтов,

забавный народ,

в нем всегда нахожу я

историю сердце знакомую,

как прыщавой гимназистке

длинноволосый урод

говорит о мирах

половой истекая истомою.

 

То, что Пушкин очень сильно переживал по поводу своего платонического отношения к Анне Керн, пока она гостила в Тригорском, говорит и письмо, написанное им в августе 1825 года ей вслед:

"Вы говорите, что вас легко узнать; вы хотели сказать - полюбить вас? вполне с вами согласен и даже сам служу тому доказательством: я вел себя с вами, как четырнадцатилетний мальчик,- это возмутительно, но с тех пор, как я вас больше не вижу, я постепенно возвращаю себе утраченное превосходство и пользуюсь этим, чтобы побранить вас. Если мы когда-нибудь снова увидимся, обещайте мне..."

Меня заинтриговало в этой переписке слово "узнать", написанное Анной Керн… Похоже, Анна Керн и Пушкин под этим понимали совершенно разные вещи, и Пушкин даже наивно переспросил: "… вы хотели сказать – полюбить вас?". По-моему, что хотели, то в виду и имели… каждый из них… Или имели не то, что хотели. Или хотели то, что не имели… Не знаю, я тоже, как Пушкин, не понял…

 

А вот цитата из письма Пушкина, якобы написанного для П. А. Осиповой, и вложенное в конверт с письмом для А.П.Керн (чтобы Керн прочла и его). Такая вот романтическая игра в подглядывание:

"…вы слишком строги к вашей милой племяннице; правда, она ветрена, но - терпение: еще лет двадцать - и, ручаюсь вам, она исправится. Что же до ее кокетства, то вы совершенно правы, оно способно привести в отчаяние… …кружить голову вашему сыну, своему кузену! Приехав в Тригорское, она вздумала пленить г-на Рокотова и меня…

Прощайте, сударыня. С великим нетерпением жду вашего приезда... мы позлословим на счет Северной Нети , относительно которой я всегда буду сожалеть, что увидел ее, и еще более, что не обладал (?) ею (?) . "

Странные знаки вопросов поставил Пушкин… Сам уже не помнил? Или попытка все-таки была?

 

В 1826 году, благодаря за присланный ему томик Байрона, Пушкин писал Анне Керн, которая уехала после посещения Тригорского в Ригу, чтобы помириться с нелюбимым мужем, который в это время служил в Риге: "Я снова берусь за перо, чтобы сказать вам, что я у ваших ног, что я по-прежнему люблю вас, а подчас ненавижу… я целую ваши прекрасные ручки, и снова целую их, вожидании больших благ…" .

А не намекал ли Анне Петровне на этот желаемый Пушкиным поступок с её стороны и некий господин Н., говоря 2 июня 1827 года на именинах Пушкина, что она в долгу перед Пушкиным? "А.С. Норов, подойдя ко мне с Пушкиным, сказал: "Неужели вы ему… ничего не подарили, а он так много вам написал прекрасных стихов?" . Мне кажется, он сказал эту фразу многозначительно… Она не нашлась, что ответить, не поняв (или сделав вид, что не поняла) о чем идет речь и подарила Пушкину со своей руки кольцо матери (Пушкин в ответ на подарок на другой день подарил ей кольцо с тремя бриллиантами), а "большие блага" были подарены ему лишь через полгода в феврале 1828 года (см. выше).

 

Хотя… кто-нибудь где-то утверждал, что Керн была страстно влюблена в Пушкина? Я нигде не встретил таких утверждений. Цитата от Керн: "Восхищенная Пушкиным, я страстно хотела увидеть его…" скорее всего предполагает, что увидеть его литературная поклонница желала как поэта, а не как мужчину.

Вот и в письме к Керн Пушкин пишет: "Не говорите мне о восхищении: это не то чувство, какое мне нужно. Говорите мне о любви: вот чего я жажду. А самое главное, не говорите мне о стихах..."

Поэт понимал, что любят всегда не за талант, не за стихи, а за нечто другое… и это его, похоже, удручало…

 

В письме к ее тетушке он пишет: "Но все-таки мысль, что я ничего не значу для нее , что, заняв на минуту ее воображение, я только дал пищу ее веселому любопытству, - мысль, что воспоминание обо мне не нагонит на нее рассеянности среди ее триумфов и не омрачит сильнее лица ее в грустные минуты, - что прекрасные глаза ее остановятся на каком-нибудь рижском фате с тем же пронзающим и сладострастным выражением, - о, эта мысль невыносима для меня... Скажите ей, что я умру от этого... нет, лучше не говорите, а то это восхитительное создание станет смеяться надо мною. Но скажите ей, что если в сердце ее не таится сокровенная нежность ко мне, если нет в нем таинственного и меланхолического влечения, - то я презираю ее - слышите ли - презираю, не обращая внимания на удивление, которое вызовет в ней такое небывалое чувство".

Какая сила эмоций - письма поэта - на уровне его стихов, поэзия и жизнь у него неразделимы, бытовая жизнь его так же увлекательна и бездонна, как его творения.

Лишь однажды, слово "любовь" было вставлено её рукою в письмо Анны Вульф к Пушкину:

"Анна Н. Вульф: А. Керн вам велит сказать, что она бескорыстно радуется вашему благополучию

А. П. Керн: и любит искренно без затей"…

Но по сравнению со словами Анны Вульф, адресованными Пушкину в этом же письме: "Прощайте, мои радости, миновавшие и неповторимые. Никогда в жизни никто не заставит меня испытывать такие волнения и ощущения, какие я чувствовала возле вас", - слова Анны Керн о любви выглядят дежурной фразой любезности без затей…

 

Но… как и у всех поэтов, у Пушкина влюбленность прошла быстро. Впоследствии Пушкин напишет Алексею Вульфу с сарказмом: "Что делает Вавилонская блудница Анна Петровна?" - имея в виду ИХ отношения (Анны Керн и Алексея Вульфа, её двоюродного брата, с которым у неё случился бурный роман в Риге, куда она уехала из Михайловского в 1825 году, а за ней следом вскорости уехал и Алексей Вульф. По современным меркам такая связь - это инцест, но тогда жениться на кузинах было в порядке вещей, соответственно и иметь их в любовницах), а в это время вслед ей летели вдохновенные письма Пушкина… Такова жизнь…

 

Пушкин об этом романе еще не знал, но интуитивно ревновал и писал ей в письме:

"Кстати, вы клянетесь мне всеми святыми, что ни с кем не кокетничаете, а между тем вы на "ты" со своим кузеном …Ревность в сторону, - я советую вам прекратить эту переписку, советую как друг, поистине вам преданный без громких слов и кривляний. Не понимаю, ради чего вы кокетничаете с юным студентом (притом же не поэтом) на таком почтительном расстоянии. Когда он был подле вас, вы знаете, что я находил это совершенно естественным, ибо надо же быть рассудительным. Решено, не правда ли? Бросьте переписку, - ручаюсь вам, что он от этого будет не менее влюблен в вас".

И еще: "NB: Я очень хотел бы знать, почему ваш двоюродный братец уехал из Риги только 15-го числа сего месяца и почему имя его в письме ко мне трижды сорвалось у вас с пера? Можно узнать это, если это не слишком нескромно?"…

"…с юным студентом (притом же не поэтом)"… Пушкин, видимо, где-то был действительно наивен. Женщины часто предпочитают таланту более простые и приятные вещи…

 

Где-то я даже испытываю обиду за Пушкина, - видимо, чисто мужская солидарность. То, чего он добивался так долго и возвышенно, легко и низменно получил его друг Алексей Вульф. Видимо, для обладания женщиной нужны совсем другие качества, нежели способность писать стихи. Пушкин не сразу смог добиться своей цели, поскольку его страсть сублимировалась в высокую поэзию, а у бесталанного Алексея Вульфа - в конкретные действия.

 

Возвращаясь к письму Пушкина, в котором он пишет о наконец случившейся его связи с Анной Керн в 1828, хочу напомнить, что в в это же самое время у Анны Керн все еще продолжался роман с двоюродным братом Алексеем Вульфом, начавшийся в Риге в 1825 году, и перешедший к 1828 году в вялотекущую фазу (встречаясь с Анной Керн Вульф одновременно вел интрижку с Софьей Дельвиг и еще с одной барышней)... Пушкин словно брал реванш у Алексея Вульфа за проигранное ранее любовное сражение... или мстил...

 

Несомненно, Анна Керн была женщина талантливая… в вопросах любви… В Риге, где в это время служил ее муж генерал Ермолай Керн, куда она уехала после Михайловского с ним мириться, где у нее, как мы теперь знаем, случился бурный роман с двоюродным братом Алексеем Вульфом, и это не смотря на то, что рядом был законный супруг. Впрочем, это могло быть только продолжение, так как роман с Вульфом вполне мог незамеченно начаться и в Тригорском, рядом с влюбленным в нее поэтом, но это уже только догадки…

 

Мне встречались умозаключения и такого свойства, как сопоставление дат рождения ее младшей дочери Ольги и ее последнего приезда в Тригорское в начале октябре 1825 года (но в этот раз она заезжала в Тригорское не одна, а с мужем, и всего лишь на несколько дней.). Тот, кто делал такие умозаключения, оперировал только числом девять , но не фактами, которые говорят, что первая близость поэта с Анной Керн произошла только в 1828 году в феврале, что подтверждает сам Пушкин (смотри здесь). Уж если и продолжать развивать эту мысль, то скорее по отношению к Алексею Вульфу… Непонятно только, почему делающие такие умозаключения забывают про мужа, с которым она ездила мириться в это же время… Нет, Ермолая Керна со счетов сбрасывать еще нельзя… все-таки действующий муж, про которого 13 августа 1825 года Пушкин напишет Анне Керн: "Достойнейший человек этот г-н Керн, почтенный, разумный и т. д.; один только у него недостаток - то, что он ваш муж. Как можно быть вашим мужем? Этого я так же не могу себе вообразить, как не могу вообразить рая".

 

Но лет через десять, когда чувства пройдут, в письме к жене Пушкин легко назовет Анну Керн дурой и пошлет к черту. Хотя… он же жене писал… не значит, что так думал… Тем более что эти женщины, мягко говоря, друг друга недолюбливали. Но… это тоже не делает Пушкину чести… он, посылая Анну Керн и называя ее дурой, словно трусливо открещивается при жене от прошлого… Как-то мелковато это для гения…

Вересаев в оправдание Пушкина сказал: "Был какой-нибудь один короткий миг, когда пикантная, легко доступная многим барынька вдруг была воспринята душою поэта как гений чистой красоты, - и поэт художественно оправдан" . "…легко доступная многим", но не влюбленному в тот момент в нее поэту… обидно… но…

Нельзя судить источник вдохновения, он не всегда адекватен произведению… Здесь уместно вспомнить строки другого поэта – Анны Ахматовой: "Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда…"

И хорошо, что растут… Что нам важнее? Источник или его следствие – гениальный поэтический шедевр? Лично мне – последнее…

 

Получившая хорошее домашнее образование, дочь полтавского помещика (славившегося, кстати "авантюризмом, самодурством и легкомыслием"), внучка орловского губернатора И.П.Вульфа, обладающая самостоятельным мышлением, Анна Керн (в девичестве – Полторацкая) всегда стремилась к общению с людьми талантливыми, духовными и незаурядными, восхищалась природой и литературой.

В Петербурге, куда она сбежала от мужа в 1826 году, у неё был самый яркий период в её судьбе, когда она жила такой насыщенной духовной жизнью, какой никогда не жила ранее, и впоследствии не будет жить никогда. Среди ее друзей была вся семья Пушкиных (отец Пушкина, мать Пушкина, брат Пушкина Лев, сестра Пушкина Ольга), семья Дельвигов, Вяземский, Крылов, Жуковский, Мицкевич, Глинка, Баратынский, Веневитинов, Никитенко.

 

Уже в старости, когда ей было почти шестьдесят, впечатления от общения с ними она отразит в воспоминаниях, которые носят столь пуританский характер, что Пушкин и его окружение выглядят законченной бронзовой композицией, где Глинка - "добрый и любезный человек", "милый музыкант" с "приятнейшим характером", Мицкевич - "постоянно любезен и приятен", барон Дельвиг - "любезен, добр и приятен", Родзянко – "милый поэт, умный, любезный и симпатичный человек"…

Воспоминания, как мне показалось, написаны человеком не очень умным, и когда мне на глаза попалось письмо Тургенева к Полине Виардо, я понял, что не одинок в своем мнении. Тургенев в письме обронил: "она не умна":

«Вечер провел у некой мадам Виноградской, в которую когда-то был влюблен Пушкин. Он написал в честь ее много стихотворений, признанных одними из лучших в нашей литературе. В молодости, должно быть, она была очень хороша собой, и теперь еще при всем своем добродушии (она не умна), сохранила повадки женщины, привыкшей нравиться. Письма, которые писал ей Пушкин, она хранит как святыню. Мне она показала полувыцветшую пастель, изображающую ее в 28 лет - беленькая, белокурая, с кротким личиком, с наивной грацией, с удивительным простодушием во взгляде и улыбке... немного смахивает на русскую горничную а-ля Параша. На месте Пушкина я бы не писал ей стихов.

Ей, по-видимому, очень хотелось познакомиться со мной, и, так как вчера был день ее ангела, мои друзья преподнесли ей меня вместо букета. У нее есть муж на двадцать лет моложе нее: приятное семейство, немножко даже трогательное и в то же время комичное». (Выдержка из письма Тургенева к Полине Виардо, 3 (15)февраля 1864 года, письмо № 1567).

 

Как видите, письмо весьманелицеприятное… Не удержусь, чтобы не съязвить: Пушкин, на месте Тургенева, возможно тоже не писал бы стихов мадам Виардо… Как известно, она не была красавицей… Ох уж эти поэты! И писатели!

Хочется вспомнить Анну Керн, которая в воспоминаниях цитирует "фразу Фигаро: Ах, как они глупы, эти умные люди"… И мелки…

Кстати, Тургенев ошибается, когда пишет, что Пушкин "написал в честь ее много стихотворений"… Всего одно, но какое, да несколько строк в альбом…

 

Портрет.

Силуэт Анны Керн (предположительно), здесь ей 25 лет (смотрите в Интернете).

 

Честно говоря, и дневник Анны Керн, и воспоминания написаны столь правильным скучным и даже нудным русским языком, что скулы сводит… впрочем, чему удивляться? её более учили французскому, чем русскому (ее в основном воспитывала гувернантка-француженка "m-lle Benoit, "была очень серьезная, сдержанная девица 47 лет с приятною, но некрасивою наружностию"). "Все предметы мы учили, разумеется, на французском языке, и русскому языку учились только 6 недель во время вакаций, на которые приезжал из Москвы студент Марчинский", – пишет Анна Керн в воспоминаниях о детстве.

 

Она получила только домашнее образование, но никакого системного, что очень важно для полноценного формирования личности как в интеллектуальном, так и в общем аспекте... И, конечно, недостаток системного образования сказался на ее личности, и видимо не позволил ей пойти дальше в развитии своих природных способностей…

Пожалуй, только в продолжениях воспоминаний о Пушкине - в "Воспоминаниях о Дельвиге, Пушкине и Глинке" в той части, где она описывает их путешествие на экипажах на Иматру (водопад на реке Вуоксе, Финляндия) её литературный язык становится свободным, интересным, раскованным, и увлекает читателя… "Подорожная для предотвращений задержки в лошадях была взята на мое имя, как генеральши", - начинает она рассказ об этом путешествии.

Её превосходительство, генеральша, сбежавшая от мужа-генерала, все-таки использовала его имя… и, видимо деньги, на которые жила, воспитывая дочерей, учившихся в Смольном…

 

Иногда в воспоминаниях она ярко описывает живые реальные лица, где Пушкин, "...опрометчив и самонадеян... не всегда... благоразумен, а иногда даже и не умен" , "великий поэт не был чужд странных выходок, нередко напоминавших фразу Фигаро: Ах, как они глупы, эти умные люди, и его шутка часто превращалась в сарказм, который, вероятно, имел основание в глубоко возмущенном действительностию духе поэта", вспоминает "…веселый, беспечный кружок поэтов той эпохи, живший грезами о счастии и по возможности избегавший тягости труда", и что этот "…кружок даровитых писателей и друзей, группировавшихся около Пушкина, носил на себе характер беспечного, любящего пображничать русского барина... с желанием умно и шумно повеселиться, а подчас и покутить."

За эти слова ее часто обвиняют в необъективности, но, наверное, зря. Истинный талант не нуден и не скучен, творит, как дышит, легко и незаметно для окружающих, и не возносит себя на пьедестал при жизни, а жизнью этой наслаждается.

Да Пушкин и сам иронично писал Баратынскому (вспоминает по памяти его стихи Анна Керн в "Воспоминаниях о Пушкине"):

 

"Как в ненастные дни, собирались они

Часто.

Гнули, Бог их прости, от пятидесяти

На сто.

И отписывали, и приписывали

Мелом.

Так в ненастные дни, занимались они

Делом".

 

"Эти стихи он написал у князя Голицына, во время карточной игры, мелом на рукаве. Пушкин очень любил карты и говорил, что это его единственная привязанность", - пишет Анна Петровна.

С немалой долей юмора она вспоминает, что "Баратынский никогда не ставил знаков препинания, кроме запятой…", а "… однажды спросил у Дельвига в серьезном разговоре: "Что ты называешь родительным падежом?" Баратынский присылал Дельвигу свои стихи для напечатания, а тот всегда поручал жене своей их переписывать; а когда она спрашивала, много ли ей писать, то он говорил: "Пиши только до точки". А точки нигде не было и даже в конце пьесы стояла запятая!", и что "…Дельвиг очень любил собрать несколько близко знакомых ему приятных особ и вздумать поездку за город, или катанье… или даже ужин дома с хорошим вином, чтобы посмотреть, как оно на нас, ничего не пьющих, подействует".

 

Из воспоминаний Керн невозможно определить степень ее близости с Пушкиным в данный период, но предполагать, что у Пушкина было особое отношение к А.П. Керн, некорректно, потому что в 1828 году, как пишут исследователи, он уже был увлечён Анной Алексеевной Олениной и, говорят, просил ее руки.

 

Кстати, Пушкин, как замечает сама Керн, "был невысокого мнения о женщинах, его очаровывало в них остроумие, блеск и внешняя красота", а не добродетель. Однажды, говоря о женщине, которая его страстно любила (по-видимому, речь шла об Анне Николаевне Вульф), он сказал: "...нет ничего безвкуснее долготерпения и самоотверженности". "Я думаю, он никого истинно не любил, кроме няни своей и потом сестры", – напишет Анна Керн в воспоминаниях.

 

Анализируя ее девический "Дневник для отдохновения", написанный ею в 20 лет, некоторые авторы, пишущие об Анне Керн, полагают, что она с юных лет обожала кокетство и флирт, которые с годами прогрессировали… Но какая женщина не флиртует и не кокетничает, чтобы ощущать себя востребованной, и стоит ли за это кого-то осуждать?

 

Что же в этом дневнике? Описания балов ("сейчас четыре часа пополудни, а я только что встала с постели, так устала от бала, чай и танцы у губернатора, описание увлечения каким-то "достойным предметом, что завладел" ее душой. Она пишет: "...признаюсь, что первый раз люблю я взаправду, и все другие мужчины мне безразличны". "Любить - тужить, но не любить - не жить. Итак, я хочу терзаться, тужить и жить, покуда богу будет угодно переселить в вечность". Кстати, когда ей было семьдесят лет, она писала, что во времена ее молодости у молодежи "…не было того легкомыслия, …той распущенности, какая бросается в глаза теперь... Тогда руководились нравственными принципами и отличались силою убеждений. Не так в настоящее время"...

 

О каком "достойном предмете" идет речь в дневнике, неизвестно (известно лишь, что она именует его то Шиповником, то Иммортелем , но известно, что генерал Керн отчитывает ее за то, что "меня-де видели, я-де стояла за углом с одним офицером", "в карете он принялся орать, как зарезанный, что ...никто на свете не убедит его, что я остаюсь дома ради ребенка, он знает настоящую причину, и ежели я не поеду , то он тоже останется".

 

Вот несколько пространных цитат из дневника, посвященных этому "цветку":

"Скажите, мой ангел, как вы думаете, всегда ли он будет любить меня? Не знаю почему, но меня преследует безумная мысль, что он разлюбит меня, как только узнает о моем положении ,- и мысль эта сокрушает мое сердце.

 

"Вы не можете себе представить, как отчетливо воспоминание о той ночи или, вернее, о том утре запечатлелось в моем мозгу, особенно то мгновение, когда карета подъехала к почте, где, я знала, он должен был ждать, а он минутку замешкался, и я испугалась, что его нет! Никогда не сумею описать вам то сладкое чувство, которое испытала я при виде его. Ни одно любовное свидание не может быть столь чарующим. Это мгновение счастья, я смотрела на него с чувством блаженства, я любила его, не испытывая угрызений совести, да и теперь никакие угрызения совести не отравляют моей привязанности к нему".

 

Хотя в последней цитате и говорится о реальной встрече с Иммортелем, я не уверен, был ли это реальный человек или это просто мечты семнадцатилетней девушки о счастье… мне показалось, что персонаж вымышленный… литературные грезы молодой барышни, имеющей нелюбимого мужа…

 

Этой нелюбви к мужу в дневнике Анна Керн уделила немало места:

"Какая тоска! Это ужасно…ни одной души, с кем я могла бы поговорить, от чтения уже голова кружится, кончу книгу - и опять одна на белом свете; муж либо спит, либо на учениях, либо курит. О боже, сжалься надо мной!"

"Как ненавистны мне люди ограниченного ума и при этом еще самонадеянные, а ведь это счастливейшие люди на свете, потому что они воображают, будто стоят гораздо больше, нежели стоят на самом деле. Мой драгоценный супруг, например, вбил себе в голову, будто все заняты его особой и будто он невесть какое важное лицо для России и для армии. Вот теперь он совершенно уверен, что Ротт будет ходатайствовать перед императором, чтобы ему дали 15-ю дивизию…"

Не забывайте, что она смотрела на него не глазами императора на воина государства Российского, а глазами жены на мужа.

 

Надо сказать, до дивизионного генерала Ермолай Керн дослужился начиная с низших чинов, так что, может быть, недалекий и ограниченный (по версии Анны Керн, и эта версия навсегда опорочила генерала в глазах потомков) он был только в невоенной сфере… но отчаянной дерзости был человек и, судя по некоторым его ответам на странные поздравления в его адрес по поводу его жены и Александра I, вовсе не глупым (см. воспоминания Анны Керн об Александре I).

 

Портрет

Первый муж Анны Керн

прославленный генерал Ермолай Федорович Керн (смотрите в Интернете).

 

"Никакая философия на свете не может заставить меня забыть, что судьба моя связана с человеком, любить которого я не в силах и которого я не могу позволить себе хотя бы уважать. Словом, скажу прямо - я почти его ненавижу", - пишет она.

"Если бы я освободилась от ненавистных цепей, коими связана с этим человеком! Не могу побороть своего отвращения к нему".

 

Даже появление ребенка ничуть не примирило их и не ослабило ее ненависти к мужу, причем эта нелюбовь, и это ужасно, опосредованно перемещается на её же собственных детей, рожденных в браке с Ермолаем Керном:

"Вы знаете, что это не легкомыслие и не каприз; я вам и прежде говорила, что я не хочу иметь детей, для меня ужасна была мысль не любить их и теперь еще ужасна.

Вы также знаете, что сначала я очень хотела иметь дитя, и потому я имею некоторую нежность к Катеньке, хотя и упрекаю иногда себя, что она не довольно велика. Но этого все небесные силы не заставят меня полюбить: по несчастью, я такую чувствую ненависть ко всей этой фамилии, это такое непреодолимое чувство во мне, что я никакими усилиями не в состоянии от оного избавиться".

 

В апогей своей ненависти к мужу Анна Керн понимает, что беременна вторым ребенком: "Итак, вы сами видите, ничто ужене может помочь мне в моей беде. Господь прогневался на меня, и я осуждена вновь стать матерью, не испытывая при этом ни радости, ни материнских чувств.

Даже моя дочка не так дорога мне, как вы . И мне нисколько этого не стыдно; ведь сердцу не прикажешь, но все же я должна вам это сказать: будь это дитя от ..., оно бы мне дороже было собственной жизни, и теперешнее мое состояние доставляло бы мне неземную радость, когда бы ..., но до радости мне далеко - в моем сердце ад…"

 

Кстати, в 1830-е годы одна за другой умерли две ее дочери, средняя Анна и младшая Ольга. Печально… К чему переносить на детей негатив, направленный на мужа? Трагична судьба и ее четвертого ребенка - сына, Александра, рожденного уже в любви и в другом браке: взрослым он покончил с собой в возрасте сорока лет вскоре после смерти своих родителей, видимо по причине неприспособленности к жизни…

Генерал Еромолай Керн очень ревнует свою молодую красавицу жену ко всем молодым людям в городке и устраивает ей сцены ревности:

"Садится со мной в карету, не дает мне из нее выйти, и дорогой орет на меня во всю глотку - он-де слишком добр, что все мне прощает, меня-де видели, я-де стояла за углом с одним офицером. Если бы не то, что, на вечное свое несчастье, я, кажется, беременна, ни на минуту бы с ним больше не оставалась"!

"В карете он принялся орать как зарезанный, что, мол, никто на свете не убедит его, что я остаюсь ради ребенка; он-де знает настоящую причину, и ежели я не поеду, то он тоже останется. Я не хотела унижаться и не оправдывалась".

"Во имя самого неба, прошу вас, - обращается она в дневнике к двоюродной сестре отца, - поговорите с папенькой; я в точности выполняла все папенькины советы насчет его ревности... Ежели родной отец не заступится за меня, у кого же искать мне тогда защиты"?

 

Ермолай Керн понимал, что он не любим молодой женой, и со свойственной генералу прямотой пытался научить Анну Петровну некому этикету жизни с нелюбимым мужем, но она, видимо, этого просто не поняла… или не приняла:

"Речь шла о графине Беннигсен… Муж стал уверять, что хорошо ее знает, и сказал, что это женщина вполне достойная, которая всегда умела превосходно держать себя, что у нее было много похождений, но это простительно, потому что она очень молода, а муж очень стар, но на людях она с ним ласкова, и никто не заподозрит, что она его не любит. А как вам нравятся принципы моего драгоценного супруга?"

"…он считает, что любовников иметь непростительно только когда муж в добром здравии. Какой низменный взгляд! Каковы принципы! У извозчикаи то мысли более возвышенные".

 

Анна Керн, видимо надеясь, что двоюродная сестра отца, которой она отправляла дневник частями, как-то сможет повлиять на отца, и жаловалась ей на свою нелегкую долю:

"Кто после этого решится утверждать, будто счастье в супружестве возможно и без глубокой привязанности к своему избраннику? Страдания мои ужасны".

"Я так несчастна, не могу больше выдержать. Господь, видно, не благословил нашего союза и, конечно, не пожелает моей гибели, а ведь при такой жизни, как моя, я непременно погибну".

"Нет, мне решительно невозможно переносить далее подобную жизнь, жребий брошен. Да и в таком жалком состоянии, всю жизнь утопая в слезах, я и своему ребенку никакой пользы принести не могу".

"Теперь умоляю вас, расскажите обо всем папеньке и умолите его сжалиться надо мной во имя неба, во имя всего, что ему дорого".

"…мои родители, видя, что он даже в тот момент, когда женится на их дочери, не может позабыть свою любовницу, позволили этому совершиться, и я была принесена в жертву".

 

Не забывайте, что ей было всего двадцать лет, она жила в доме нелюбимого мужа, и ей не кому было рассказать о своих бедах, - только бумаге дневника…

 

В какой-то момент в доме Еромолая Керна надолго поселяется его племянник, Петр, которого Ермолай Керн пытается использовать для своих целей. Каких, вы поймете далее сами:

"…он (муж) сговорился со своим дорогим племянником… Они со своим любезным племянником все время о чем-то шепчутся, не знаю, что у них там за секреты и о чем они говорят... Господин Керн вбил себе в голову, что должен всюду сопровождать меня в отсутствие своего дядюшки".

"Еще должна вам сообщить, что П. Керн собирается остаться у нас довольно надолго, со мною он более ласков, чем следовало бы, и гораздо более, чем мне бы того хотелось. Он все целует мне ручки, бросает на меня нежные взгляды, сравнивает то с солнцем, то с мадонной и говорит множество всяких глупостей, которых я не выношу. Все неискреннее мне противно, а он не может быть искренним, потому что я его не люблю… а тот совсем меня к нему не ревнует, несмотря на все его нежности, что меня до чрезвычайности удивляет,- я готова думать, что они между собой сговорились… Не всякий отец так нежен с сыном, как он с племянником".

"Еще большее отвращение вызывает у меня его племянник, может быть, потому, что я весьма приметлива и вижу, что это самый недалекий, самый тупоумный и самодовольный молодой человек, которого я когда-либо встречала. …у него с языка не сходят самые пошлые выражения. Чтобы поймать меня на удочку, надобно половчее за это браться, а этот человек, сколько бы он ни исхитрялся и ни нежничал, никогда не добьется моей откровенности и только зря потратит силы".

 

Некоторые странные эпизоды, связанные с причудами престарелого мужа-генерала, описанные в дневнике, достойны страниц современного скандального желтого издания… В ее записях, означенных в дневнике "В 10 часов вечера, после ужина" буквально следующее:

 

"Сейчас была у П. Керна, в его комнате. Не знаю для чего, но муж во что бы то ни стало хочет, чтобы я ходила туда, когда тот ложится спать. Чаще я от этого уклоняюсь, но иной раз он тащит меня туда чуть ли не силой. А этот молодой человек, как я вам о том уже сказывала, не отличается ни робостью, ни скромностью; вместо того чтобы почувствовать себя неловко, он ведет себя, как второй Нарцисс, и воображает, что нужно быть по меньшей мере из льда, чтобы не влюбиться в него, узрев в столь приятной позе. Муж заставил меня сесть подле его постели и стал с нами обоими шутить, все спрашивал меня, что, мол, не правда ли, какое у его племянника красивое лицо. Признаюсь вам, я просто теряюсь и придумать не могу, что все это значит и как понять такое странное поведение. Помню, однажды я спросила племянника, неужели его дядюшка к нему ни капельки не ревнует, и тот мне ответил, что ежели бы даже у него и были причины ревновать, он не стал бы этого показывать. Признаюсь вам, что я боюсь слишком дурно говорить о муже, но некоторые свойства его отнюдь не делают ему чести. Ежели человек способен делать оскорбительные предположения насчет …собственной жены, то он, конечно, способен позволить племяннику волочиться за ней"…

"Мне отвратительно жить с человеком столь низких, столь гнусных мыслей. Носить его имя - и то уже достаточное бремя".

 

Нельзя сказать, что Анна безропотно терпела все самодурство супруга… Как могла, она все-таки сопротивлялась обстоятельствам и давлению генерала:

"Сегодня мне пришлось довольно изрядно поспорить с моим почтенным супругом по поводу его высокочтимого племянника. …я сказала ему, что не желаю быть пустым местом в его доме, что ежели он позволяет своему племяннику ни во что меня не ставить, так я не желаю тут долее оставаться и найду себе убежище у своих родителей. Он мне ответил, что его этим не испугаешь и что, ежели мне угодно, я могу уезжать, куда хочу. Но мои слова все же подействовали, и он сделался очень смирен и ласков".

 

От всего этого и ненавистного мужа (вспомните, что писала она в дневнике: "…нет, мне решительно невозможно переносить далее подобную жизнь, жребий брошен. Да и в таком жалком состоянии, всю жизнь утопая в слезах, я и своему ребенку никакой пользы принести не могу"...), приняв решение жить дальше, а вопрос этот, видимо, перед ней стоял всерьез, и сбежала Анна Керн в Петербург в начале 1826 года…

Но… у Пушкина в Петербурге была своя бурная личная жизнь, у Анны Керн – бурная своя. Они были рядом, но не вместе.

Хотя, как пишут некоторые исследователи, как только рядом появлялся Пушкин, новым фаворитам Анны Керн ею же давались ясные знаки, означающие второстепенность их роли на фоне поэта…

"При воспоминании прошедшего я часто и долго останавливаюсь на том времени, которое… отметилось в жизни общества страстью к чтению, литературным занятиям и… необыкновенною жаждою удовольствий", - пишет она. Не ключевая ли это фраза, выдающая её существо и определяющая отношение к жизни?.. по крайней мере, к жизни в тот период?..

 

18 февраля 1831 года состоялось бракосочетание Пушкина с блистательной Натальей Николаевной Гончаровой, с той, "которую любил два года..." - как писал он в наброске автобиографической повести "Участь моя решена. Я женюсь", то есть с 1829 года его сердце уже принадлежало Наталье Николаевне.

Накануне свадьбы Пушкина жена Дельвига писала Анне Керн: "…Александр Сергеевич возвратился третьего дня. Он, говорят, влюблен больше, чем когда-либо. Однако он почти не говорит о ней. Вчера он привел фразу - кажется, г-жи Виллуа, которая говорила сыну: "Говорите о себе с одним только королем, а о своей жене - ни с кем, иначе вы всегда рискуете говорить о ней с кем-то, кто знает ее лучше вас".

"Пушкин уехал в Москву и хотя после женитьбы и возвратился в Петербург, но я не более пяти раз с ним встречалась," – пишет Анна Петровна. – "…женитьба произвела в характере поэта глубокую перемену… он на все смотрел серьезнее. В ответ на поздравление с неожиданною способностью женатым вести себя как прилично любящему мужу, он шутя отвечал: "Я просто хитер".

Очень любопытное поздравление с "неожиданною способностью женатым вести себя как прилично любящему мужу" из уст Анны Керн в контексте темы звучит несколько двусмысленно…

 

Вскоре умирает Дельвиг.

По поводу смерти Дельвига Анна Керн в письме Алексею Вульфу в армию походя бросает (из дневника Алексея Вульфа от 9 февраля 1831 года): «Забыла тебе сказать новость: барон Дельвиг переселился туда, где нет ревности и воздыханий!»

«Вот как сообщают о смерти тех людей, которых за год перед сим мы называли своими лучшими друзьями. Утешительно из этого заключить, как в таком случае и об нас самих бы долго вспоминали», - удручённо делает в своём дневнике ремарку Алексей Вульф.

 

Похоже, Анна Керн имела удивительную способность легко и быстро забывать... В Риге летом 1825 года начинается её бурный роман с Алексеем Вульфом (двоюродным братом). Это произошло через короткий промежуток времени после подарка Анне Керн Пушкиным стихотворения «Я помню чудное мгновенье». Пушкин мгновения помнил, но Анна Петровна мгновенно забыла поэта-воздыхателя, едва покинув Тригорское.

Напомню, что Анна Керн уехала в Ригу «мириться» (из-за своих денежных затруднений) со своим супругом, генералом Керном, возглавлявшим в это время рижский гарнизон. Как всегда бывает в таких случаях, супруг не ведал о том, что творит жена в свободное время (или закрывал на это глаза), и «помирился» с женой.

Роман Алексея Вульфа и Анны Керн продолжался, судя по дневнику Вульфа, до начала 1829 года. И как знать, возможно, продлился бы и дольше, если бы Алексей Вульф из-за безденежья не отправился служить в армию в январе 1829 года.

Женитьба Пушкина и смерть Дельвига в корне изменили привычную петербургскую жизнь Анны Керн. "Её превосходительство" уже не так приглашали, или совсем не приглашали на литературные вечера, где собирались известные ей не понаслышке талантливые люди, она лишилась общения с теми талантливыми людьми, с которыми, благодаря Пушкину и Дельвигу, свела её жизнь… Светское общество с её неопределенным статусом её отвергло… "Ни вдова ты, ни девица", – как было сказано Илличевским в 1828 году в шутливом стихотворении, посвященном Анне Керн, отец которой имел горчичную фабрику:

 

Но угодно так судьбе,

Ни вдова ты, ни девица,

И моя любовь к тебе -

После ужина горчица.

 

Словно злой рок довлел над ней все дальнейшие годы. Одна за другой умирают две её дочери, средняя Анна и младшая Ольга. В начале 1832 года скончалась её мать. "Когда я имела несчастие лишиться матери и была в очень затруднительном положении, то Пушкин приехал ко мне и, отыскивая мою квартиру, бегал, со свойственною ему живостью, по всем соседним дворам, пока наконец нашел меня," – пишет она. Муж отказал ей в денежном довольствии, видимо, таким способом пытаясь вернуть её домой… На что жила эта бесстрашная перед людской молвой женщина все эти годы, загадка…

 

Пушкин и Е.М. Хитрово пытались помочь ей в хлопотах по возврату родового имения, в котором до смерти жила ее мать, проданного отцом Анны Керн Шереметеву.

"…не воздержусь умолчать об одном обстоятельстве, которое навело меня на эту мысль выкупить без денег свое проданное имение", - пишет А. Керн.

Выкупить без денег… очень интересное желание… Хлопоты, к сожалению, не увенчались успехом.

 

Чтобы иметь "средства к существованию", она решила заняться переводами с французского, даже обращалась за содействием к Пушкину, но… чтобы быть хорошим переводчиком, нужно иметь опыт и талант близкий или равный оригинальному, потому у неё ничего не вышло (вспомним - "но труд упорный ему был тошен, ничего не вышло из пера его", - хотя исторической связи никакой, только ситуационная...). Что это? самонадеянность человека, находящегося близко к настоящей литературе? или отчаянье, попытка хоть как-то заработать? Наверное, все-таки, последнее…

Известны несколько ироничных нелицеприятных слов Пушкина по поводу ее перевода романа Жорж Санд, но пушкинисты отмечают, что дружеское к ней отношение (в 1830-х годах Пушкин даже писал Анне Керн: "Будьте покойны и довольны и верьте моей преданности") было у него всю жизнь".

Жизнь, которую оборвала дуэль с Дантесом (бароном Геккерном)... Вот так: Керн и Геккерн… Любовь и смерть с созвучными именами…

 

Говорят, накануне дуэли Пушкин спросил у своей жены: "По кому ты будешь плакать"? - "Я буду плакать по тому, кто будет убит", – ответила она. Н-да… Что это? глупость? неуместная честность? Не везло Пушкину с женщинами… К сожалению, за достоверность цитаты не ручаюсь, не смог найти её источник (можно посмотреть эту цитату здесь в Интернете в версии написания анонимного письма, послужившего поводом дуэли, в которой прослеживается роковой след еще одной женщины в жизни Пушкина).

 

Дуэль Пушкина с Дантесом на Черной речке была по счету тринадцатой. У Пушкина... У него, кстати, было много суеверий и привычек. Одна из них - никогда не возвращаться за забытым предметом - была нарушена только один раз: перед дуэлью с Дантесом он вернулся за шинелью...

Первого февраля 1837 года в Конюшенной церкви, где отпевали Пушкина, Анна Керн вместе со всеми, пришедшими под своды храма, "плакала и молилась" о его несчастной душе.

 

Но, не смотря на все удары судьбы, которая испытывала Керн, жизнь продолжалась. В нее, еще яркую и манящую в свои 36 лет, отчаянно влюбляется её троюродный брат, воспитанник кадетского корпуса, еще не покинувший его стен, шестнадцатилетний А.В. Марков-Виноградский, который на двадцать лет ее моложе, и она отвечает взаимностью. Неплохо для того времени! Даже в наше время такие неравные связи, да еще с родственниками (хотя в те времена многие имели привычку жениться даже на кузинах, то есть двоюродных сестрах, а тут – всего лишь троюродный), вызывают массу пересудов… Смелая женщина.

Все повторяется, сначала в виде трагедии, потом…?

 

Когда она, шестнадцатилетняя, выходила замуж за престарелого генерала – это была трагедия… Когда юный шестнадцатилетний подпоручик начал встречаться с ней, 36-летней женщиной – это было что..? Фарс? Нет, это была любовь…

Юноша ради любви потерял сразу все: предопределенное будущее, материальное благополучие, карьеру, расположение родных.

 

В 1839 году у них рождается сын, которого назвали Александром. При этом Анна Керн всё еще является официальной женой генерала Керна – как на такое смотрело общество в те времена – известно всем. Это был уже четвертый ребенок Анны Керн. Имя, данное сыну, показалось мне не случайным… Кто из них, Александров, – император Александр Первый или поэт Александр Пушкин выбран был ему в качестве путеводной звезды? Неизвестно. Известно лишь то, что Марков-Виноградский очень гордился тем, что гениальный поэт когда-то посвящал стихи его жене…

 

Портрет.

Предполагаемый портрет Анны Керн (возраст 40 лет).

Художник А.Арефьев-Богаев. 1840 г (смотрите в Интернете)

 

В 1841 году муж Анны Керн генерал Ермолай Федорович Керн умирает в возрасте семидесяти шести лет, а через год Анна Петровна официально оформляет брак с А.В. Марковым-Виноградским и становится Анной Петровной Марковой-Виноградской, честно отказывается от приличной пенсии, назначенной ей за умершего генерала Керна, от звания "превосходительства" и от материальной поддержки отца.

Безрассудная гордая женщина… Любовь у нее всегда была на первом плане… (вспомните – "…у нее робкие манеры и смелые поступки").

 

Они прожили вместе почти сорок лет в любви и в ужасающей бедности, часто переходящей в нужду (муж оказался не очень приспособлен к труду и был равнодушен к карьерному росту, но безмерно боготворил свою жену).

Трудности только укрепляли их союз, в котором они, по их собственному выражению, "выработали себе счастье".

Вся жизнь Анны Керн - трагедия недолюбившей женщины с безвозвратно потерянными годами молодости, жизнь которой исковеркали собственные родители, выдавшие ее замуж за нелюбимого пятидесятидвухлетноего генерала, жизнь женщины, не испытавшей настоящей первой любви… и, видимо, и второй… и третьей… Ей хотелось любить, хотелось быть любимой… и это стало ее главной целью жизни… Добилась ли она её? Не знаю…

 

"Бедность имеет свои радости, и нам всегда хорошо, потому что в нас много любви, - писала в 1851 году Анна Петровна. - Может быть, при лучших обстоятельствах мы были бы менее счастливы. Мы, отчаявшись приобрести материальное довольство, гоняемся за наслаждениями души и ловим каждую улыбку окружающего мира, чтоб обогатить себя счастьем духовным. Богачи никогда не бывают поэтами... Поэзия - богатство бедности..."

Как это грустно – "поэзия – богатство бедности"… и как верно по сути… Пушкин, кстати, на момент смерти имел огромные долги… но не был беден… Парадоксально, но это так.

 

Все, что было связано с именем Пушкина, Анна Петровна свято хранила всю жизнь: томик Евгения Онегина, подаренный ей Пушкиным, его письма и даже маленькую подножную скамейку, на которой он некогда сидел в её квартирке в Петербурге. "Несколько дней спустя он приехал ко мне вечером и, усевшись на маленькой скамеечке (которая хранится у меня как святыня)…" – пишет она в воспоминаниях. Напомню, Письма Керн к Пушкину не сохранились, и этот факт говорит о многом – Пушкин не хранил её письма, как хранила она его…

 

Прошлое, связанное с именем Пушкина, с течением времени все ярче освещало ее воспоминания, и когда к ней обратились с предложением написать о ее встречах с поэтом, она немедленно согласилась. Теперь, спустя столько лет после их первой встречи у Олениных, когда она попросту "не заметила" поэта, она уже прекрасно понимала, какой счастливый билет ей бросила судьба, скрестившая их пути, и разгадала все тайные знаки, ею расставленные… В это время ей было около шестидесяти лет: что ж, это только как нельзя верно соответствует пушкинским строкам "...все мгновенно, все пройдет, что пройдет - то будет мило".

 

Кстати, П.В. Анненков после прочтения её воспоминаний упрекал ее: "... вы сказали менее того, что могли и должны были сказать", в том, что воспоминания должны были бы вылиться в записки и "при этом, понятно, уже пропадает всякая необходимость полудоверий, умолчаний, недоговоров как в отношении себя, так и в отношении других... фальшивых понятий о дружбе, о приличии и неприличии. Конечно, для этого надобно отделиться от маленьких и пошленьких соображений мещанского понимания морали, допускаемого и недопускаемого"..."

Общественность ожидала пикантных подробностей и скандальных откровений?

 

После воспоминаний о Пушкине и его окружении Анна Петровна вошла во вкус, написала "Воспоминания о моем детстве" и "вспомнила" о трех своих встречах в свои семнадцать лет с императором Александром Павловичем, где тоже есть немало любопытных моментов.

 

"Он (император) ушел - другие засуетились, и блистательная толпа скрыла государя от меня навеки..."

Это последняя фраза воспоминаний Анны Керн об императоре, которая достаточно определенно характеризует и её личность и её амбиции.

 

После 1865 года Анна Керн с мужем А.В.Марковым-Виноградским, который вышел в отставку с чином коллежского асессора с мизерной пенсией, жили в страшной бедности и скитались по разным углам у родных в Тверской губернии, в Лубнах, в Киеве, в Москве, в селе Прямухино.

 

Видимо, недостаток средств даже в "Воспоминаниях о детстве" заставил ее припомнить давний эпизод жизни: "70 голландских червонцев… занял Иван Матвеевич Муравьев-Апостол в 1807 году. Он был тогда в нужде. Впоследствии он женился на богатой и говорил, что женился на целой житнице, но забыл о долге... Что, если бы наследники вспомнили о нем и помогли мне теперь в нужде?.."

И еще: "…отдавая меня замуж, мне дали 2 деревни из приданого моей матери и потом, не прошло году, попросили позволения заложить их для воспитания остальных детей. Я по деликатности и неразумию не поколебалась ни минуты и дала согласие… …не спрашивая, обеспечат ли они меня за это, и вот около половины столетия перебивалась в нужде... Ну да бог с ними."

 

В конце жизни из-за постоянной нехватки денег Анне Петровне даже пришлось продать Пушкинские письма, единственную ценность, которой она обладала и бережно их хранила до последнего. Письма были проданы по смешной цене – по пять рублей за письмо (для сравнения: при жизни Пушкина очень роскошное издание "Евгения Онегина" стоило двадцать пять рублей за экземпляр), так что ни от продажи писем, ни от издания воспоминаний Анна Керн не получила никакой существенной материальной выгоды. К месту сказать, ранее оригинал стихотворения "Я помню чудное мгновение" композитор Михаил Глинка попросту утерял, когда сочинял на него свою музыку ("он взял у меня стихи Пушкина, написанные его рукою, чтоб положить их на музыку, да и затерял их, Бог ему прости!"); музыку, посвященную, кстати, дочери Анны Керн Екатерине, в которую (в дочь) Глинка был безумно влюблен…

Так у бедной женщины к концу жизни, кроме воспоминаний, ничего не осталось... печальная история...

 

В январе 1879 года в селе Прямухине "от рака в желудке при страшных страданиях", как пишет его сын, скончался А.В. Марков-Виноградский, муж Анны Керн, а через четыре месяца 27 мая 1879 года в недорогих меблированных комнататах на углу Тверской и Грузинской в Москве (в Москву её перевез сын) в возрасте семидесяти девяти лет закончила свой жизненный путь и Анна Петровна Маркова-Виноградская (Керн).

 

Она должна была быть похоронена рядом с мужем, но сильные проливные не свойственные для этого времени года дожди (природа плакала над гробом гения чистой красоты) размыли дорогу и невозможно было доставить гроб к мужу на кладбище. Её похоронили на погосте возле старой каменной церкви в деревне Прутня, расположенной в шести километрах от Торжка…

 

Хрестоматийно известен романтичный мистический рассказ о том, как "гроб ее повстречался с памятником Пушкину, который ввозили в Москву". Было это или не было, доподлинно неизвестно, но хочется верить, что было... Потому что красиво...

Нет поэта, нет этой женщины... но это тот случай, когда жизнь после смерти продолжается. "Я памятник воздвиг себе нерукотворный..." - пророчески сказал про себя Пушкин, но для этого ему пришлось создать все, за что мы его любим, но всего лишь одно стихотворение, посвященное небезгрешной живой женщине, простые слова гения "я помню чудное мгновенье..." обессмертили имя обыкновенной земной женщины, которой они были посвящены. И если где-то поэтический образ и реальный человек не совпадают, что ж ... это только доказывает, что и Поэт, и Женщина были просто нормальными живыми людьми, а не лубочными картинами, какими их нам представляли ранее, и эта их человеческая нормальность никаким образом не умаляет их места в духовной ауре нации.

И пусть один светит, но другой отражает...

 

Статья опирается на книги воспоминаний А.П.Керн.

Точность цитат (хотя они и взяты из достоверных источников)

проверяйте по специализированным изданиям.

 

 

ОТ АВТОРА

В этой истории необходимо четко различать, что историй - две. Одна - романтический миф, вторая - реальная жизнь. Эти истории пересекаются в ключевых моментах, но всегда идут параллельно... Какую историю вы предпочтете, это ваш выбор, но я, в какой-то момент задавшись вопросом, кто такая Анна Керн, по мере изучения предмета пожалел, что сам в себе разрушил миф, который жил во мне с юношества... Пушкин написал множество стихов многим женщинам, и мне лично больше нравится стихотворение Пушкина "Признание (Я вас люблю, хоть я бешусь...)", посвященное Александре (Алине) Осиповой, но какими-то неведомыми законами имя Анны Керн, которой посвящено стихотворение "Я помню чудное мгновенье", выражаясь современным языком, стало брендом... Её, как и Пушкина, знают все... Её именем назван отель в Финляндии на водопаде в Иматре; в Риге (куда она ездила после посещения Михайловского) ей установлен памятник; в отеле в Санкт Петербурге есть двухместный номер "Анна Керн" и, наверное, есть еще много чего, связанного с её именем. Видимо, всем нам важнее мифы и легенды, чем реальность... Я бы назвал эту историю русским фольклором... или быличкой.

Мифы преследуют нас всю жизнь... или мы придумываем их себе сами.

 

 

Сноски из текста.

*1. Вот несколько цитат из воспоминаний об Александре I :

На балу император пригласил Анну Керн на танец и "…сказал: Приезжайте ко мне в Петербург. Я с величайшею наивностью сказала, что это невозможно, что мой муж на службе. Он улыбнулся и сказал очень серьезно: Он может взять полугодовой отпуск. На это я так расхрабрилась, что сказала ему: Лучше вы приезжайте в Лубны! Лубны - это такая прелесть! Он опять засмеялся и сказал: Приеду, непременно приеду!

"По городу ходили слухи, - пишет она, - вероятно несправедливые, что будто император спрашивал, где наша квартира, и хотел сделать визит... Потом много толковали, что он сказал, что я похожа на прусскую королеву.На основании этих слухов губернатор Тутолмин, очень ограниченный человек, даже поздравил Керна, на что тот с удивительным благоразумием отвечал, что он не знает, с чем тут поздравлять?""

 

Портрет.

Прусская королева Луиза Августа Вильгельмина Амалия,

с которой император Александр I сравнил Анну Керн (смотрите в Интернете).

 

"…я не была влюблена... я благоговела, я поклонялась ему!.. Этого чувства я не променяла бы ни на какие другие, потому что оно было вполне духовно и эстетично. В нем не было ни задней мысли о том, чтобы получить милость посредством благосклонного внимания царя, - ничего, ничего подобного... Все любовь чистая, бескорыстная, довольная сама собой.

Если бы мне кто сказал: "Этот человек, перед которым ты молишься и благоговеешь, полюбил тебя, как простой смертный", я бы с ожесточением отвергла такую мысль и только бы желала смотреть на него, удивляться ему, поклоняться, как высшему, обожаемому существу!.."

 

"…немедленно после смотра в Полтаве господин Керн был взыскан монаршею милостью: государь ему прислал пятьдесят тысяч за маневры".

"Потом тою же весною муж мой Керн попал в опалу, вследствие своей заносчивости в обращении с Сакеном".

 

"…мы узнали, что отец мой в Петербурге и зовет туда Керна еще попытаться как-нибудь у царя . …это привело ко второй моей встрече с императором, хотя на мгновение, но не без следа. Император, как все знают, имел обыкновение ходить по Фонтанке по утрам. Его часы всем были известны,и Керн меня посылал туда с своим племянником из пажей. Мне это весьма не нравилось, и я мерзла и ходила, досадуя и на себя, и на эту настойчивость Керна. Как нарочно, мы царя ни разу не встречали.

Когда это бесплодное гулянье мне надоело, я сказала, что не пойду больше, - и не пошла. За то случай мне доставил мельком это счастие: я ехала в карете довольно тихо через Полицейский мост, вдруг увидела царя почти у самого окна кареты, которое я успела опустить, низко и глубоко ему поклониться и получить поклон и улыбку, доказавшие, что он меня узнал."

 

Через несколько дней Керну, бывшему дивизионному командиру, князь Волконский от имени царя предложил бригаду, стоявшую в Дерите. Муж согласился, сказав, что не только бригаду, роту готов принять в службе царя."

 

"За обедом, - сказал он , - император не говорил со мною, но по временам смотрел на меня. Я был ни жив ни мертв, думая, что все еще состою под гневом его! После обеда начал он подходить то к тому, то к другому - и вдруг подошел ко мне: "Здравствуйте! Жена ваша здесь? Она будет на бале, надеюсь?"

На это Керн, натурально, заявил свою горячую признательность за внимание, сказал, что я непременно буду, и приехал меня торопить.

Можно сказать, что в этот вечер я имела полнейший успех, какой когда-либо встречала в свете!

Скоро вошел император… остановился… прошел несколько далее и, по странной, счастливой случайности, остановился прямо против меня и очень близко"…

Потом увидал меня, …и быстро протянул руку. Начались обычные комплименты, а потом сердечное выражение радости меня видеть… Я сказала… …от чувства счастия по случаю возвращения его благосклонности к моему мужу. Он вспомнил, что мельком меня видел в Петербурге, и прибавил: Вы знаете, почему не могло быть иначе.

Я уже и не знаю, что он хотел этим сказать. Не потому ли только не встречался и не разгваривал со мною, что все еще гневался на Керна?..

Далее добавил: Скажите, не желаете ли вы чего-нибудь? He могу ли я вам быть полезен?"

Я отвечала, что по возвращении его благосклонного прощения моему мужу мне нечего больше желать и я этим совершенно счастлива".

После этого спросил еще: "буду ли я завтра на маневрах". Я отвечала, что непременно буду…

 

Случай доставил мне место прямо над верхним концом стола.

Император шел очень тихо и грациозно, все пропуская перед собою старика Сакена…

Между тем Сакен взглянул кверху и приветливо мне поклонился. Это было так близко над их головами, что я слышала, как император спросил у него: "Кому вы это кланяетесь, генерал?"

Он отвечал: "Это г-жа Керн!"

Тогда император посмотрел наверх и, в свою очередь, ласково мне поклонился. Он несколько раз смотрел потом наверх.

Но - всему бывает конец - и этому счастливому созерцанию моему настала минута - последняя! Я и не думала тогда, что она будет самая последняя для меня...

Вставая из-за стола, император поклонился всем - и я имела счастье убедиться, что он, раскланявшись со всемии совсем уже уходя, взглянул к нам наверх и мне поклонился в особенности. Это был его последний поклон для меня... До меня дошло потом, что Сакен говорил с императором о моем муже и заметил, между прочим: "Государь, мне ее жаль!"

 

 

Ссылки по теме:

1 Письмо Пушкина Соболевскому в феврале 1828 года (источник 1).

2 Письмо Пушкина Соболевскому в феврале 1828 года (источник 2).

3 Письмо Пушкина Соболевскому в феврале 1828 года (источник 3).

4. Письмо Тургенева к Полине Виардо (О встрече с Анной Виноградской (Керн)). Письмо за номером 1567 от 3 (15) февраля 1867 г (№15).

5 Еженедельник "Дело", Евгений Анисимов "Идалия Полетика. Четыре смертных греха" (О предполагаем авторе анонимного письма, спровоцировавшего дуэль Пушкина с Дантесом. Версия.)

6. О предполагаемом портрете Анны Керн художника А.Арефьева-Богаева. (ФЭБ: Грановская. Друзья Пушкина в портретах крепостного художника Акима ... — 1977 (текст))

7 .Все воспоминания Анны Керн.

8. Не советую вам читать дневник Алексея Вульфа (воспоминания, дневники Алексея Вульфа). На момент опубликования этой истории в Интернете их не было, был только печатный усеченный вариант), чтобы окончательно не разочароваться в этой истории (хотя не советовать - самая лучшая реклама). В СССР воспоминания Алексея Вульфа были опубликованы в 1929 году. Факт самой их публикации в СССР вообще удивителен, принимая во внимание пикантность их содержания.

Ныне есть следующие ссылки на дневник Алексея Вульфа:

Пушкинский дом. Любовные похождения и военные походы А. Н. Вульфа: Дневник 1827—1842 / Сост. Е. Н. Строганова, М. В. Строганов.Тверь, 1999. Скачать дневник Алексея Вульфа.

Вульф Алексей Николаевич, Дневники 1827-1842 гг.

"Любовные похождения и военные походы А.Н.Вульфа. Дневник 1827-1842.

 

 

КОРОТКО ПРО ДНЕВНИКИ АЛЕКСЕЯ НИКОЛАЕВИЧА ВУЛЬФА

Публикация дневников Вульфа в 1915 году произвела очень сильное впечатление на читателей.

Е. К. Герцык (Воспоминания. Paris, 1973) писала о реакции М. О. Гершензона: «Помню впечатление, вынесенное им из записок Алексея Вульфа... Холодный разврат, вскрывшийся в них ( не ради самого Вульфа, а ради участия в нем Пушкина), буквально терзал его, и недели он ходил, как больной» (цитата из Примечаний к книге «Любовные похождения и военные походы А. Н. Вульфа. Дневник 1827—1842 годов», Издательский Дом «Вся Тверь», 1999.).

 

Алексей Вульф начал вести дневник в Тригорском 10 августа 1827 года с благословления Пушкина, но поначалу вел его нерегулярно.

С 1828 года дневник ведётся регулярно, и есть полная его публикация за 1827-1831 годы.

Полной публикации дневника Вульфа за 1832—1842 годы нет, поскольку первый публикатор Л. Н. Майков в 1899 году издал их выборочно, и где теперь находится оригинал дневников - неизвестно.

Так же неизвестно, вёл ли Алексей Вульф дневник после 1842 года.

 

Вульф начал вести свой дневник в 1827 году, и начало его бурного романа с Анной Керн летом 1825 года в дневники не попало. Вульф нигде позднее не возвращался к началу их романа в дневниках и не описывал их развитие. Лишь 18 августа 1831 года, описывая свою отнюдь не платоническую встречу с местной красавицей, он вскользь бросает: «… Анна Петровна, единственная почти предшественница этой , не довольно их делила со мною, по причине, быть может, моей неопытности, и, несмотря на страсть мою к ней,— никого я не любил и, вероятно, не буду так любить, как её…»

Замечу, что в дневниках он всегда уважительно и ни как иначе называет её только Анной Петровной, в отличие от других упоминаемых в нём дам.

 

Цитаты из дневника Алексея Николаевича Вульфа 1828 года

Про обеды в Петербурге

29 сентября. Я обедал сегодня у Павлищева…

30 сентября. …обедал у Бегичевых; потом был с Анной Петровной…

1 октября. День этот я провел у Александра Ивановича Вульфа, обедал там…

6 октября. Обедал я… у Бегичевых, а вечер был с Анной Петровной…

7 октября. Обедал я у Лихардовых на именинах…

21 октября. Обедал я у Бегичевых… Вечер я был у барона…Другой уже день, как я страдаю поносом, который усилился, кажется, от невоздержания моего и от горского вина, которое я пил у барона.

29—30 октября. …обедал у барона.

6 ноября. Обедал я у Шахматова.

8 ноября. …а обедал я у Бегичевых…

10 ноября. Сегодня в день именин Лихардовой я обедал у нее…

11 ноября. Пообедав у Пушкиных, я поехал с бароном, Софьей и Анной Петровной…

12 ноября. Пообедав у Павлищева, я ездил вместе с ним к Александру Ивановичу…

14—20 ноября. Все время я болен был геморроидами, которые, кажется, открылись задним проходом, и теперь я еще нездоров; меня уверяли, что это здоровая болезнь и что с нею доживают до глубокой старости.

21 ноября. …обедал у Анны Петровны…

23 ноября. Обедал я у Павлищева…

30 ноября.… ходил к Бегичевым, но они уже обедали, Анны Петровны я тоже не застал дома… После обеда (не моего, потому что я не обедал) писал я к Лизе… (в этот день, видимо, Алексей Вульф остался без обеда (ремарка автора).

1 декабря. Пообедав у Пушкиных…

2 декабря. …обедал у Бегичевых…

3 декабря. Обедал я сначала с одной Софьей, а под конец обеда приехал и барон. После обеда я проспал у Анны Петровны…

6 декабря. …обедал у Надежды Гавриловны…

10 декабря. Обедал я у Анны Петровны…

 

Про обеды вы прочитали, а про любовные похождения и военные походы Алексея Вульфа вы сможете узнать сами, перейдя по указанным выше ссылкам…

Вы уверены, что вам это надо? Меня не впечатлило.

 

 

 

 

Алексей Николаевич Вульф

Краткая биография

 

Алексей Вульф родился 17 декабря 1805 года.

С 1818 по 1819 год обучался в Горном кадетском корпусе.

С 1822 по 1826 год обучался в университете в городе Дерпт на кафедре военных наук.

1827 год проводит в родовом имении Тригорское.

В 1828 году уезжает в Петербург, где ведёт праздную жизнь. Из-за безденежья неудачно пытается служить на государственной службе в департаменте, в котором, как он пишет в дневнике, ему поручили «ведение журнала входящих бумаг в IV отделении и ведомостей от военных чиновников о присылке денег за употребление простой бумаги вместо гербовой» с мизерным жалованьем 200 рублей в год.

В январе 1829 года из-за продолжающегося невыносимого безденежья отправляется служить в армию

22 июля 1833 года Алексей Вульф вышел в отставку в таком же безысходном безденежье, как и ранее. Карьерный рост Вульфа за четыре с половиной года службы в армии был невысок - от корнета до штабс-ротмистра.

После армии Вульф возвращается в родовое поместье Тригорское, где и проводит оставшуюся жизнь.

В 1836 году у него происходит небольшой карьерный взлет. Цитата из дневника Алексея Вульфа: «На выборах дворянских нынешнего года взял я на себя обязанность непременного члена губернской комиссии народного продовольствия — место, которое не требовало много занятий, но в 14-тиклассной табели наших чинов занимало шестое место, то есть в чине полковника или коллежского советника. Я то сделал, чтобы показать, что я не чуждаюсь ни светской, ни служебной черни . И я не сожалею о том, тем более что через месяц потом этой должности, бывшей без жалования, назначен был соответственный чину 1500 рублевый оклад жалованья. Этот случай можно мне назвать счастливым, точно так и все начало моей дворянской службы. После трехлетия меня в ней можно будет выбирать только в высшие должности — предводителя и тому подобные».

Алексей Вульф так никогда и не женился, посвятив себя краткосрочным любовным утехам. Среди дворян даже ходили слухи о его гареме из крепостных девок.

В старости Вульф вёл затворнический образ жизни в родовом поместье и прослыл скупым и жёстким помещиком.

Умер Алексей Вульф 17 апреля 1881 года в возрасте 75 лет.

Так прошла жизнь обычного ничем не выдающегося человека, случайно освещённого лучами славы гения русской поэзии.

 

Конец.