Исчезающий свет потаенных вершин

замирает в чистейших ладонях детей.

На мозолистых пальцах обугленных рук

он, оставив ожог, расписавшись своей

филигранной, отточенной, легкой искрой,

пропадает в ночи у границы чужой.

Постоянные боли и шум в голове порождают отдельную, новую тьму,

где весь свет угасает. Суровый, седой

он сочится сквозь пальцы. Железной рукой

он раздавлен, унижен, приравнен к всему, что лежит на холодном бетонном полу, угасая и бредя, стоная и вновь пропадая в ночи.

Посрамленная кровь,

растекаясь сквозь мысли и образы дней, испаряется в теле хозяйки своей.

Покрывая лежащих, паря в вышине,

чёрный дым преклоняется бешеной тьме,

и везде, в мире, в памяти, в судьбах любых

ураган черноты затмевает живых.

Тщетно мыслить и строить чертоги во снах,

тщетно знать и жалеть, и о боге мечтать,

ведь на свете нет света и будет лишь ночь,

до того, как решится архангел помочь.

Утопая в пороке, рождая порок,

человек остывает, сбавляет свой срок,

и в низинах, болотах, цементных лесах

задохнется цветок на судебных весах.