авг-сент 2021

***

(Раисе)

 

И ты была все чаще

с прописной,

с травинки на разорванных страницах.

Подуй на них,

и холод полостной

над рябью голубой зашевелится.

 

И жизнь перевернется под рукой

стрекочущей кувшинкой,

водомеркой.

И я ее запомнила такой

что в будущем кругу

не исковеркать.

 

Едва не долистаешь и привет.

И кубарем со лба на ягодицы,

где заполночь восходит горицвет,

играется, и греет,

и садится.

 

***

Перебудем лето,

уличный воробей,

лань лесная, сайгак,

на дуде погромщик.

Золотник,

раздающий себя за так,

за упущенный в небо речной пятак,

за пустой стакан под эоловый колокольчик.

Сдобровать ли тебе на сухой земле,

из тебя-то слез

на два дерева, три колодца.

Вот и лето опять прошло не всерьез,

и река твоя горемычная

льется,

и щека -- в иссохшую Тараканьтьму,

ни к селу, ни к городу,

ни к чему,

к щебетанию воробья над рожью.

Пропадать так с музыкой не скажи,

и пропасть живьем в запоздалой ржи --

это нюх звериный

и милость божья.

 

***

Плотно сидит твое кольцо,

и на ночь не снять.

Жара.

Осенью как-нибудь приноровлюсь,

листья-то облетят, ветки усохнут.

Вверх удержу, а там и мороз прихватит.

 

Не от кого тебя защищать,

не от чего.

Весь мир за тебя.

Покружу рядом, посмотрю -- ну не от чего.

А то бы, конечно, взревела мамонтом.

Он, поди, умел, слоны вон какие --

сморкаются страшней,

чем рог шофар.

Рано об этом думать, кликать беду.

 

Гордости у меня нет ни на жердочку,

ни на кружащий листок.

Да и тебе незачем, поешь и поешь.

Что путного в песенках -- только воздух,

зашедший вовнутрь,

обогнувший слабые связки,

чтобы вырваться, откуда пришел.

Привыкла к дрожанию твоих связок,

а они огрубели.

Ты ли это,

столько воздуха вырвалось.

 

***

Я бы хотела, чтоб прах мой развеяли

летом --

в поле, в степи,

и довольно об этом.

 

Боже, каким ты взойдешь минаретом,

чтобы превысить цветение трав,

хоровод мошкары,

легкое бремя жары

для привыкших к ознобу

меж коммунальных наглеющих труб,

меж довоенных задвижек

и брюк,

не совместимых с упитанным их содержимым,

я бы хотела плевать

с тридесятой вершины.

 

Нет, не хотела,

поэтому выбрала степь.

 

***

А ты все ходишь гоголем, поэтом,

то по морю, то по суху... суху.

Как пишется,

не глядя на катетер

в родительском скукоженному паху.

 

Ты все еще язык,

и эта бритва

ворочает меж губ такое уууххх

по мере арендованного ритма

подъездов,

стариков или старух.

 

Но с волоска провисшей паутины

узнаешь,

опускаясь на паркет:

ты приглушенный шепот из гостиной

и свет в прихожей,

осторожный свет.

 

***

Я чуть помедлю на конечной,

не различив ее по шрифту.

И холод бросится навстречу

внезапней, чем сосед из лифта.

 

И встрянет лужа под ногами

как две соседские собаки.

Я выйду, под косой на камень

неся последнюю рубаху.

 

За воздух сумеречный взятку

отдам обеими щеками.

Мне все отмеренное гладко

на всем отрезанном кусками.