авг-сент 2021
***
(Раисе)
И ты была все чаще
с прописной,
с травинки на разорванных страницах.
Подуй на них,
и холод полостной
над рябью голубой зашевелится.
И жизнь перевернется под рукой
стрекочущей кувшинкой,
водомеркой.
И я ее запомнила такой
что в будущем кругу
не исковеркать.
Едва не долистаешь и привет.
И кубарем со лба на ягодицы,
где заполночь восходит горицвет,
играется, и греет,
и садится.
***
Перебудем лето,
уличный воробей,
лань лесная, сайгак,
на дуде погромщик.
Золотник,
раздающий себя за так,
за упущенный в небо речной пятак,
за пустой стакан под эоловый колокольчик.
Сдобровать ли тебе на сухой земле,
из тебя-то слез
на два дерева, три колодца.
Вот и лето опять прошло не всерьез,
и река твоя горемычная
льется,
и щека -- в иссохшую Тараканьтьму,
ни к селу, ни к городу,
ни к чему,
к щебетанию воробья над рожью.
Пропадать так с музыкой не скажи,
и пропасть живьем в запоздалой ржи --
это нюх звериный
и милость божья.
***
Плотно сидит твое кольцо,
и на ночь не снять.
Жара.
Осенью как-нибудь приноровлюсь,
листья-то облетят, ветки усохнут.
Вверх удержу, а там и мороз прихватит.
Не от кого тебя защищать,
не от чего.
Весь мир за тебя.
Покружу рядом, посмотрю -- ну не от чего.
А то бы, конечно, взревела мамонтом.
Он, поди, умел, слоны вон какие --
сморкаются страшней,
чем рог шофар.
Рано об этом думать, кликать беду.
Гордости у меня нет ни на жердочку,
ни на кружащий листок.
Да и тебе незачем, поешь и поешь.
Что путного в песенках -- только воздух,
зашедший вовнутрь,
обогнувший слабые связки,
чтобы вырваться, откуда пришел.
Привыкла к дрожанию твоих связок,
а они огрубели.
Ты ли это,
столько воздуха вырвалось.
***
Я бы хотела, чтоб прах мой развеяли
летом --
в поле, в степи,
и довольно об этом.
Боже, каким ты взойдешь минаретом,
чтобы превысить цветение трав,
хоровод мошкары,
легкое бремя жары
для привыкших к ознобу
меж коммунальных наглеющих труб,
меж довоенных задвижек
и брюк,
не совместимых с упитанным их содержимым,
я бы хотела плевать
с тридесятой вершины.
Нет, не хотела,
поэтому выбрала степь.
***
А ты все ходишь гоголем, поэтом,
то по морю, то по суху... суху.
Как пишется,
не глядя на катетер
в родительском скукоженному паху.
Ты все еще язык,
и эта бритва
ворочает меж губ такое уууххх
по мере арендованного ритма
подъездов,
стариков или старух.
Но с волоска провисшей паутины
узнаешь,
опускаясь на паркет:
ты приглушенный шепот из гостиной
и свет в прихожей,
осторожный свет.
***
Я чуть помедлю на конечной,
не различив ее по шрифту.
И холод бросится навстречу
внезапней, чем сосед из лифта.
И встрянет лужа под ногами
как две соседские собаки.
Я выйду, под косой на камень
неся последнюю рубаху.
За воздух сумеречный взятку
отдам обеими щеками.
Мне все отмеренное гладко
на всем отрезанном кусками.
