Буду
И в угнетении свободы,
Что выпирает отовсюду,
Не зная омута и броду,
Я верить буду.
Я буду голубем взвиваться,
Вечерней зорькой, ураганом,
Играть, играть, не наиграться,
Изжиться рано.
В моих исчерченных ладонях
Судьба на тысячи жилеток.
Ты тонешь, Тоня. Тоня, тонешь…
С прошедшим летом.
Пишите письма неотрывно,
Я в них другая, без изъяна,
Но в голове стучит надрывно:
«другая», пьяно.
И в истязании печали,
И в робости тупых движений,
Мы жизнь до этого не знали,
Изнеможений.
Пишу, шепчу себе тихонько:
Вот обратиться б птицей, зверем,
И щебетать себе, как сойка,
Пускай поверят.
Вот стать бы дядькой Богословским,
И пить, и пить, не из колодца,
А из ручья, что философским
Молвой зовется.
Вот стать бы девицей-красою,
Молчать и много улыбаться:
«Люби, люби меня любою»,
Дай наиграться.
И в холод, потом обливаясь,
(Мой арбидол, гони простуду!)
Пред образами плача, каясь,
Я верить буду.
