Буду

И в угнетении свободы,

Что выпирает отовсюду,

Не зная омута и броду,

Я верить буду.

 

Я буду голубем взвиваться,

Вечерней зорькой, ураганом,

Играть, играть, не наиграться,

Изжиться рано.

 

В моих исчерченных ладонях

Судьба на тысячи жилеток.

Ты тонешь, Тоня. Тоня, тонешь…

С прошедшим летом.

 

Пишите письма неотрывно,

Я в них другая, без изъяна,

Но в голове стучит надрывно:

«другая», пьяно.

 

И в истязании печали,

И в робости тупых движений,

Мы жизнь до этого не знали,

Изнеможений.

 

Пишу, шепчу себе тихонько:

Вот обратиться б птицей, зверем,

И щебетать себе, как сойка,

Пускай поверят.

 

Вот стать бы дядькой Богословским,

И пить, и пить, не из колодца,

А из ручья, что философским

Молвой зовется.

 

Вот стать бы девицей-красою,

Молчать и много улыбаться:

 «Люби, люби меня любою»,

Дай наиграться.

 

И в холод, потом обливаясь,

(Мой арбидол, гони простуду!)

Пред образами плача, каясь,

Я верить буду.