13

13
Напрасно поверил, когда предложил навигатор
К искомому городу путь, что на час покороче.
Чихнул перед тем, как навеки уснуть, карбюратор,
И я очутился в холодных объятиях ночи.
 
Вдруг птицы умолкли, попрятались в страхе звери и
Тяжёлый туман убаюкал всю землю умело.
Лишь звёзды зияли на неба чёрной материи -
Как дыры в шинели солдата после расстрела.
 
Листва шелестела, хоть было безветрие. Чудо.
Мне слышалось в шорохе том различимо: «Беги!».
Но хищно беда наблюдала за мной отовсюду.
Казалась, за каждым кустом поджидают враги.
 
Холод кожу кусал, заливал мои ноги свинцом.
Выплыл холм из тумана, как из театральных кулис.
На холме возвышался старинный заброшенный дом.
Как над плахой топор – полумесяц над крышей навис.
 
Но забрезжил в окошке свечной нерешительный свет.
Кто-то выглянул в дверь и призывно махнул мне рукой.
Пригляделся – старуха - обтянутый кожей скелет.
Вместо глаз - два бельма. Рот беззубый чернел пустотой.
 
Проржавевшие петли издали протяжный звук,
Заунывный, как стоны всех грешников преисподней.
Сердце азбукой Морзе стучало по рёбрам испуг.
Что ж, выходит домой не попасть мне уже сегодня.
 
И сказала старуха, открыв деревянный засов:
«Чё стоишь бобылём? Заходи, милок, в мой сарай-ка»
Заскрипели слова, как несмазанное колесо,
Видно, голосом долго не пользовалась хозяйка.
 
И почудилось – буквы по странному очень звучат:
Так гадюка шипит перед тем, как мышонка сожрать.
Под какой же звездой несчастливою был я зачат?
Коль вот так угораздило в тёмном лесу заблукать.
 
Затхлый запах зловонием хижину всю наполнял,
Пахло смертью, грибком, лекарством и тухлой капустой.
«Ты, касатик, с дороги, должно быть, неслабо устал?
Хочешь, щей похлебай. Хоть со снедью у нас тут не густо.»
 
Отвечаю: «Спасибо. Согреться бы мне чуть-чуть.
ЗаплачУ за ночлег, чтоб всю ночь мне не шляться лесом.
На рассвете проснусь – и отправлюсь в дальнейший путь,
Буду ехать назад – привезу Вам деликатесов.»
 
Хохотнула старуха, и брызнув слюной из дёсен,
Вдруг полезла за пазуху, и когтистыми пальцами
Два брильянта достала оттуда - каратов восемь:
«Не нуждаюсь в дарах, оставленных постояльцами.»
 
Перестал вмиг дрожать, преломившись в камнях свечки свет,
О багатстве таком сам мечтал бы арабский султан.
«Вот! Видал, дуралей? Ну зачем мне твоя горсть монет?
Захочу, так куплю хоть столичный себе ресторан.»
 
Оторжавшись, старуха лишь хрюкнула, будто свинья:
«Позову-ка я внучку – постелет тебе кровать.»
Захромала в соседнюю комнату, пока я
Вспоминал о сокровищах тех, что моими не стать.
 
А ко мне вдруг вошёл такой красоты бриллиянт,
Что о тех предыдущих я сразу же вмиг позабыл.
Заблестели глаза мои ярче всех в мире гирлянд,
И вселенская страсть распалила телесный мой пыл.
 
Никогда не встречал я подобной святой красоты:
Неземная улыбка, игривый пронзительный взгляд.
Даже самые смелые в мире мужские мечты
Нипочём эту девушку в прелестях не затмят.
 
Лебединая шея и губ сладострастный изгиб,
У её стройных ног умереть бы желал Аполлон.
Лишь увидел её, и навеки, друзья, я погиб.
Словно мартовский кот, стал в то чудо природы влюблён.
 
Разослала постель мне на допотопной кушетке,
Нежное ненароком при этом плечо обнажив.
Сердце, как соловей, от томления в грудной клетке
Встрепенулось, запело любовный призывный мотив.
 
Выглянув в коридор – не слышит ли злая старуха –
Поцелуй подарила, как будто вино пригубя.
Прошептала мне нимфа тихо на самое ухо:
«Укради меня! Слышишь? Ведь я полюбила тебя».
 
«Я готов! Хоть сейчас!», - закричал я в триумфе сердечном, -
«Мы с тобою сбежим на край света и будем вдвоём.
С красотою твоею мой мир станет вдруг безупречным,
Сплавив жизни в одну, мы прекрасно её проживём».
 
Но отринула дева: «Бабка не пустит – злодейка
Ты ж управу найдёшь на неё, добрый, сказочный принц?
Одолеть то чудовище мерзкое вот уж сумей-ка.
И я стану твоей. Навсегда. Без купюр и границ.
 
Милый сердцу дружок, моя душенька ты и отрада,
Докажи, что я так же всецело тебе дорога.
Вот тебе пузырёк. В нём экстракты сильнейшего яда.
Подмешаешь потом – когда спустится к чаю карга.
 
В её сундуках изумрудов с рубинами тыщи.
Она чахнет над ними, как сказочный лютый Кащей.
Мы с тобой заживём на несметные эти деньжищи,
А её мы отравим – как крыс, колорад и клещей.»
 
Я в ладонях сжимал пузырёк тот коварного яда.
Дева платье сняла, обнаживши изящный свой стан:
«Посмотри, мой герой, ожидает какая награда.
И всего-то делов: капнуть бабке отраву в стакан.»
 
Обольщённый увиденным, я на секунду представил,
Как мы тратим с богиней любви миллионы вдвоём.
Словно тигров по клеткам, мечты разойтись я заставил,
Хоть далось это мне с нереальным, великим трудом.
 
Отвернувшись от девы, я вмиг приступил к укоризне:
«Не купить чужой смертью ни счастье, ни рай, ни успех.
Коль не мы заводили часы человеческой жизни,
То не нам останавливать стрелки хронометров тех.»
 
Искривилось лицо моей девы, и в страшной гримасе.
Проступили морщины, посыпались зубы долой:
«Коль по правилам ты, мой святоша, играть не согласен,
Что ж, тогда убирайся сию же минуту домой!».
 
«Я сейчас же уйду. Лишь ответь на прощание, кто ты?
«Самаэль – искуситель. В раю дал Еве яблоко я.
А соблазн неразумных по-мне – что-то вроде работы.
Расскажу тебе тайну, раз мы с тобой, парень, друзья.
 
С Богом у нас пари. На кону - доля вашей планеты.
Если я соблазню аж 13 подряд чистых душ,
Будет армагеддон. Помешал в этой миссии мне ты.
Ничего, я ещё откушу этот сладостный куш.»
 
Я очнулся в машине. Луч солнца пробился сквозь листья.
Замурчал карбюратор – как в школе училка диктант.
Только тёплый рассвет разгонял дурных снов закулисье.
Но, разжав свой кулак, я нашёл там огромный брильянт.
 
Выезжая из леса, тот камень оставил я в чаще.
Все подарки нечистого духа чреваты бедой.
А любви грош цена, коль не станет она настоящей.
Только что заслужил – то навеки пребудет с тобой.
 
Мы желаем порой так легко получить всё и сразу,
И тогда Самаэль непременно возникнет в судьбе.
Коль соблазну захочешь поддаться, припомни лишь фразу:
Судьба мира, возможно, сейчас держится на тебе.