Душа
я бы составил вам обоим протекцию на часик-другой на одну из своих строек, может, и страна наша показалась бы иной. и плакаться по себе недооцененным и по израилю несчастному не пришлось бы).
Леон Рушклеон
Он всё кричал: "Мне нужен вектор!
душа пылает, как костёр..."
Но крик услышал лишь прозектор,
что скальпель свой на ним простёр.
И, напевая "Сатана там...",
тот оболочку вновь зашил...
Увы, патологоанатом
не обнаружил в ней души.
Душа ж пристанища искала,
поскольку тело течь дало —
сначала в Опере Ла-Скала,
затем в фонтанах Фонтенбло.
Прошлась по залам Эрмитажа,
других картинных галерей,
без шума, пыли, эпатажа
проникла в строчки "Лорелей".
"Да, Гейне — он, конечно, гений" —
с печалью думала она —
"Но благодарность поколений
он получил давно сполна —
как Бах и Моцарт, как Бетховен,
Моне, Ван Гог иль Тициан...
Мне нужен тот, кто бездуховен,
и в ком душевный есть изьян —
тот, в чьей засаленной колоде
нет ни шестёрки, ни туза.
Тот, кто живёт, к примеру, в Лоде,
чья жизнь морока и буза
и кто съедает на ночь шпроты,
стремясь шампанским их запить,
кого не любят патриоты
за то, что Родину любить
посмел он странною любовью,
рассудок свой не победив —
кто вместо Торы в изголовье
кладёт дурацкий детектив.
Кто сопромат сдавал на тройку
(не вычислив пи-эр-квадрат),
кто не пошёл пахать на стройку,
закончив в Штатах докторат.
На ком уж негде ставить пробы,
кому не впрок и сотни клизм —
жестоковыйный, твердолобый,
кому не в радость сионизм..."
Так меж Стокгольмом, Тулой, Мальмё
металась в поисках идей
душа бездомная... Под пальмой
сидел бездушный иудей.
Спасаясь от жары и скуки,
решил он выйти на пленэр,
в тоске заламывая руки —
что твой Гийом Аполлинер.
Вдохнув помоек ароматы,
под пёстрой детворы галдёж
он снова вспомнил сопроматы,
давно запоротый чертёж.
И девушку, что звали Ира,
во имя чьих прекрасных глаз
он все сокровищницы мира
готов отдать и посейчас.
Но Ира предпочла другого,
живёт с ним счастливо вполне,
а он — как ухо от Ван Гога —
лежит на социальном дне.
И жизнь ему давно не в радость —
лишённый счастья и любви,
он пьёт дешёвенькую гадость
за неименьем визави...
Тут с криком "Эврика!" впорхнула
душа пропойце прямо в грудь —
судьбу его перевернула,
чтоб жизни счастье вновь вернуть.
И он воспрянул духом снова,
и написал аж два стиха —
ведь, в сущности, первооснова
его не так уж и плоха.
Вновь к Родине любовью стойкой
он с новой силой воспылал
и, рядом находясь с помойкой,
семитский нос не затыкал.
Он перестал искать изъяны,
а захотел бы — не нашёл:
от Бога — а не обезьяны
ведь наш герой произошёл.
Он осознал вдруг, как прекрасно,
когда вокруг родной народ.
Душа старалась не напрасно —
и стал столицей мира Лод.
