Сами по себе
- До вечера, - он натянул свою фирменную улыбку.
- До вечера, - она не почувствовала его неискренность, ведь витала в облаках после ночи, проведённой с ним. Сейчас она даже не предполагала, что они прощаются навсегда.
Он ушёл первым. Она, ещё немного постояв у зеркала, и, как и любая девушка, подумав, что она чертовски хороша сегодня, обула любимые лодочки и ушла, заперев дверь на ключ.
Каждая квартира – это лишь бетонная коробка. Разве? О, как это не так! Она хранит много секретов и их легко можно узнать. Вот, например, если прильнуть ухом к стене квартиры, которая обратной стороной выходит в подъезд, то можно услышать, как синие лодочки стучат по ступенькам, вот, они перешагнули порог парадной, закрылась железная дверь…
- Чирик-чирик! – канарейка, клетка которой висела на окне, увидела свою хозяйку, что спешно шла по аллейке к автобусной остановке.
- Желток, ты можешь разговаривать так, чтобы тебя все понимали! – из прихожей зашёл Барсик. Дворовой кот, но с амбициями персидского. Барсик был в квартире главный, но его никто не любил из-за скрипучего голоса. Его «мяу» было больше похоже на звук несмазанного подшипника.
- Она ушла, - кенор обиженно отвернулся снова глядеть в окно.
- Это и шкафу понятно, - Барсик уселся посреди большой комнаты. Молчаливый шкаф грозно бросил вешалку где-то в своих внутренностях, мол, он стоит в самом углу и ему не видно – ушла ли хозяйка или нет. Так что, нет, ему не понятно. И вообще, не трогайте его, иначе обрушится целая лавина вешалок. Да. Именно это шкаф и имел в виду.
- Ну-с? – Барсик начал обсуждение.
- Вы как хотите, а мне он не нравится! – прохлопало старое кресло своими пыльными подушками, - Вы видели? Нет, ну, вы видели!? Он бросил на меня свои грязные носки! Ужас! Теперь мне хочется помыться!
- Никогда не хотелось, а теперь вздумалось, - хихикнул Барсик.
- Сейчас ни к чему твои колкости, Мурзик! – затопотал четырьмя ногами большой обеденный стол.
- Я Барсик!
- Да хоть английская королева! Нам нужно что-то решать! Как его извести? Помните, как мы последнего, а? Он, наверное, до сих пор заикается! – раздался дружный стук, чем-то напоминающий глухой хохот, - Здорово мы тогда его напугали, начав с ним разговаривать, – стол во всю топотал.
Где-то на кухне зажужжал старый советский холодильник.
- Я узнаю, что он хочет – Барсик зацокотел когтями по паркету и быстро вернулся в комнату, - Господа, а ведь Холод прав! Дело серьёзное! Мы её теряем – в холодильнике нечего жрать!
- Не «жрать», а «кушать»! – проскрипел старый, купленный ещё до революции английский комод. Он был самым почетным обитателем квартиры и достался хозяйке от прабабушки. Комод терпеть не мог Барсика, который точил об него когти, и потому, кидал в кота всем, что на нём стояло. Хозяйка всегда удивлялась – кто разбрасывает вещи в её отсутствии и ругала Барсика, так что тот получал всегда вдвойне.
- Это означает только одно – хозяйка села на диету! - заблестело зеркалом трюмо из красного дерева, - Значит, она настроена серьёзно по отношению к нынешнему своему ухажёру!
- Он хоть ухо жрёт, а мне и сосисочки не досталось… - мурчал Барсик.
- Тебе бы лишь бы пожрать - буркнул комод.
- Не «жрать», а «кушать»! – съехидничал кот.
- Не время ссориться, нужно что-то решать! – стол вновь попытался всех успокоить.
- А что решать-то? – прокричала из прихожей худощавая вешалка, - Я всё по его лицу поняла. Они виделись сегодня в последний раз.
- Бедная, бедная девочка! – зашуршала льняными простынями кровать, - Это разобьёт её сердце! Уже в четвёртый раз за эту неделю.
- Да, жалко её, - Барсик притих. Он, хотя, и вредный, но безумно любит свою хозяйку, - Где бы ей мужика нормального найти…Слышь, Полосатый! Сыграй что-нибудь, - Полосатым звали старое дедушкино фортепиано. Как старик играл! Это помнят лишь немногие здесь живущие. Комод да сервант, который всегда подыгрывал старику своими стеклянными створками. Но фортепиано постарается сыграть так же, как когда-то играл дедушка. Вот, открылась крышка, и фортепиано заплакало костяными клавишами о временах, когда она стояло в консерватории, на главной сцене и было звездой каждого концерта. Потом дедушка уволился, но забрал старого друга с собой. Заиграла тихая, печальная, прекрасная мелодия. Казалось, нет ничего на свете кроме этой музыки. Все обитатели квартиры умолкли. Эта песня была только для них и для стула из соседней квартиры, который стоял у стены, и, покачиваясь, вспоминал свою возлюбленную. Он видел её только раз в жизни, когда та стояла на соседском, а он у себя на балконе. Та, новенькая табуретка, из светлого дерева, с вырезанным на сидении сердечком, казалось, была создана для любви.
- Ах, если бы я и табуретка были бы людьми… - мечтал соседский стул, всё так же слушая мелодию, которая лилась по стенам из квартиры рядом, - Это так удивительно, что люди даже не подозревают, что мы, мебель, тоже всё чувствуем, думаем, любим. Так и живём – они сами по себе, мы сами…
- До вечера, - она не почувствовала его неискренность, ведь витала в облаках после ночи, проведённой с ним. Сейчас она даже не предполагала, что они прощаются навсегда.
Он ушёл первым. Она, ещё немного постояв у зеркала, и, как и любая девушка, подумав, что она чертовски хороша сегодня, обула любимые лодочки и ушла, заперев дверь на ключ.
Каждая квартира – это лишь бетонная коробка. Разве? О, как это не так! Она хранит много секретов и их легко можно узнать. Вот, например, если прильнуть ухом к стене квартиры, которая обратной стороной выходит в подъезд, то можно услышать, как синие лодочки стучат по ступенькам, вот, они перешагнули порог парадной, закрылась железная дверь…
- Чирик-чирик! – канарейка, клетка которой висела на окне, увидела свою хозяйку, что спешно шла по аллейке к автобусной остановке.
- Желток, ты можешь разговаривать так, чтобы тебя все понимали! – из прихожей зашёл Барсик. Дворовой кот, но с амбициями персидского. Барсик был в квартире главный, но его никто не любил из-за скрипучего голоса. Его «мяу» было больше похоже на звук несмазанного подшипника.
- Она ушла, - кенор обиженно отвернулся снова глядеть в окно.
- Это и шкафу понятно, - Барсик уселся посреди большой комнаты. Молчаливый шкаф грозно бросил вешалку где-то в своих внутренностях, мол, он стоит в самом углу и ему не видно – ушла ли хозяйка или нет. Так что, нет, ему не понятно. И вообще, не трогайте его, иначе обрушится целая лавина вешалок. Да. Именно это шкаф и имел в виду.
- Ну-с? – Барсик начал обсуждение.
- Вы как хотите, а мне он не нравится! – прохлопало старое кресло своими пыльными подушками, - Вы видели? Нет, ну, вы видели!? Он бросил на меня свои грязные носки! Ужас! Теперь мне хочется помыться!
- Никогда не хотелось, а теперь вздумалось, - хихикнул Барсик.
- Сейчас ни к чему твои колкости, Мурзик! – затопотал четырьмя ногами большой обеденный стол.
- Я Барсик!
- Да хоть английская королева! Нам нужно что-то решать! Как его извести? Помните, как мы последнего, а? Он, наверное, до сих пор заикается! – раздался дружный стук, чем-то напоминающий глухой хохот, - Здорово мы тогда его напугали, начав с ним разговаривать, – стол во всю топотал.
Где-то на кухне зажужжал старый советский холодильник.
- Я узнаю, что он хочет – Барсик зацокотел когтями по паркету и быстро вернулся в комнату, - Господа, а ведь Холод прав! Дело серьёзное! Мы её теряем – в холодильнике нечего жрать!
- Не «жрать», а «кушать»! – проскрипел старый, купленный ещё до революции английский комод. Он был самым почетным обитателем квартиры и достался хозяйке от прабабушки. Комод терпеть не мог Барсика, который точил об него когти, и потому, кидал в кота всем, что на нём стояло. Хозяйка всегда удивлялась – кто разбрасывает вещи в её отсутствии и ругала Барсика, так что тот получал всегда вдвойне.
- Это означает только одно – хозяйка села на диету! - заблестело зеркалом трюмо из красного дерева, - Значит, она настроена серьёзно по отношению к нынешнему своему ухажёру!
- Он хоть ухо жрёт, а мне и сосисочки не досталось… - мурчал Барсик.
- Тебе бы лишь бы пожрать - буркнул комод.
- Не «жрать», а «кушать»! – съехидничал кот.
- Не время ссориться, нужно что-то решать! – стол вновь попытался всех успокоить.
- А что решать-то? – прокричала из прихожей худощавая вешалка, - Я всё по его лицу поняла. Они виделись сегодня в последний раз.
- Бедная, бедная девочка! – зашуршала льняными простынями кровать, - Это разобьёт её сердце! Уже в четвёртый раз за эту неделю.
- Да, жалко её, - Барсик притих. Он, хотя, и вредный, но безумно любит свою хозяйку, - Где бы ей мужика нормального найти…Слышь, Полосатый! Сыграй что-нибудь, - Полосатым звали старое дедушкино фортепиано. Как старик играл! Это помнят лишь немногие здесь живущие. Комод да сервант, который всегда подыгрывал старику своими стеклянными створками. Но фортепиано постарается сыграть так же, как когда-то играл дедушка. Вот, открылась крышка, и фортепиано заплакало костяными клавишами о временах, когда она стояло в консерватории, на главной сцене и было звездой каждого концерта. Потом дедушка уволился, но забрал старого друга с собой. Заиграла тихая, печальная, прекрасная мелодия. Казалось, нет ничего на свете кроме этой музыки. Все обитатели квартиры умолкли. Эта песня была только для них и для стула из соседней квартиры, который стоял у стены, и, покачиваясь, вспоминал свою возлюбленную. Он видел её только раз в жизни, когда та стояла на соседском, а он у себя на балконе. Та, новенькая табуретка, из светлого дерева, с вырезанным на сидении сердечком, казалось, была создана для любви.
- Ах, если бы я и табуретка были бы людьми… - мечтал соседский стул, всё так же слушая мелодию, которая лилась по стенам из квартиры рядом, - Это так удивительно, что люди даже не подозревают, что мы, мебель, тоже всё чувствуем, думаем, любим. Так и живём – они сами по себе, мы сами…
