Лунное

Далеко на стылом Севере, в самом сердце тёмной тайги, где деревья стояли так часто, и так низко кланялись ветрам, что похожи были на шерсть древнего зверя, плескалось прозрачное озеро. Воды, принесённые горными ручьями, были нежны и чисты; ласково розовели от улыбки единственного небесного светила — солнца, что плескалось в них поутру, а ночами растворяли в себе льдинки звёзд, желая оставаться свежими и сладкими.

 

Озеро помнило первых людей, упорных и ловких, и слышало их беседы с лесными духами — прежде каждый человек понимал речь тайги, свободно приходил окунуться в целебные воды, остужающие обиды и гнев, освежающие тело. Не было нужды колючим плетям боярышника смыкаться перед лживыми гостями: каждый из пришлых был честен.

 

Озеро Санжай* помнило низкое небо с тенями, танцующими меж звёзд, хрустальных и холодных. В те давние времена людям казалось, что его можно коснуться, но никто не желал этого сделать — боялись заморозить руки.

 

Годы меняли лес: деревья поднимались выше и перестали бояться ветров, тропы стали шире, звери беспокойнее, а на смену первым людям пришли их дальние потомки. Они с удивлением отмахивались от еле слышного шёпота тайги и превыше всего ценили тёплые дома и высокие заборы.

 

Они учились лгать.

 

И каждый делал свою ложь краше, чем у соседа, и старался на словах превзойти старосту, рассказывая, как он умел и хорош, надеясь занять место важного человека. Но лучше всех научился обманывать Дэнсэн*, который лгал даже представляясь собственным именем, складно баял пришлым, что без платы проводнику озеро лечить не будет, да нарочно кружил таких узкими и сложными тропинками.

 

Богаче становился хитрый Дэнсэн, громче насмехался над чужаками, отдающими последние монеты за возможность испить особенной воды, а озеро пристальнее смотрело в пустое небо и ворошило людской гнев, тысячи лет оседавший на дне.

 

Ничто не уходит в никуда.

 

Лучший лжец ласково улыбался старухе в рваном тряпье, опирающейся на сучковатую палку. Она умоляла пропустить без оплаты, уважить за прожитые лета, и говорила, что нет при ней ни единой медной монетки, только сладкие яблоки, лучшие, что растут в её саду. Дэнсэн скривился, откусив бочок невероятно кислого плода, и участливо склонился к низенькой женщине. Как же он проведёт её даром? Старуха поморщилась, прижимая за пазухой свёрток с золотом, что для собственного довольства носила с собой, опасаясь легкомысленных сыновей и внуков.

 

Озеро услышало их, и рассердилось окончательно.

 

Забурлили, мутнея от гнева, нежные воды Санжая, потемнели от осевшей на дне злобы и горечи, да выплеснулись в небо, отталкивая его от земли и желая убраться туда, где будет царить тишина. Сильна была воля древнего озера, глубокий колодец промыло в небе струёй, и далеко спряталась волшебная вода. Обиженная на людей, окрасилась она в цвет благородного серебра и мудрой седины, да решила больше не показываться лжецам. Но как же покинуть их насовсем? Как ни старайся, каждый месяц ледяной колодец переполняется светом, под которым любой дух и человек говорит только правду, забывая о невзгодах; и разливает его на самые хлёсткие бурьяны, под самые густые кроны; каждый месяц воды Дариханды* — вы знаете её как Луну — продолжают исцелять своих детей.

 

Санжай (бурят.) — распространяющий чистоту.

Дэнсэн (бурят.) — хорошая истина.

Дариханда (бурят.) — небесная освободительница.