Ничего нет смиреннее фонарей

Господин Никто

Ничего нет смиреннее фонарей,

наклоняющих шеи.

Крона трепетна, как еврей,

ощущающий шелест

купюр, доставшихся даром. "Бух" –

ангел ниспал до лимба...

Море, жадное до приливов,

раскатывает губу

.

Я сижу, соблюдая овал волны

вваленными глазами.

Рыбы всплывают. Они вольны

знать, чего мы не знаем.

Рыбы глупы. Но одна, со дна

(которое – аш-два-космос)

вопросительно смотрит на

перевёрнутый знак вопроса

.

При виде совсем потерявших счёт

волн и небесных месев,

меня почему-то всегда влечёт

эстетствовать, куролесить

словами, образами – "ого"

произнося над ними.

И голубь наивен лишь оттого,

что сидел на иве

,

и голос оскрип, и штаны, гляжу,

молние-носны стали.

Буква "ж" – натуральный жук;

"ф" – бабочка. И так далее.

Чего только в голову не придёт

от жары на безделье...

"Достоевский – не идиот.

Это произведение"

.

Солнце садится. Пора идти.

Выброшена монета.

Что-нибудь сбудется впереди.

Прошлое – перманентно.

Мешок с грехами, что натворил,

медленно станет горбом.

Все дороги ведут не в Рим,

как говорят, а к Богу.

.

Я помню тебя, дорогая. Ты

за океаном скрылась,

где ароматами мрут цветы,

птичий щебечет клирос...

Плыви, лети безголосый вопль!

пусть она вспомнит, то как

мне без неё поперёк и вдоль

гордости одиноко

.

Ничего нет печальнее фонарей,

стоящих на расстоянии.

Море, может быть, тоже зверь

и его растравляет ветер.

Пора уходить. Прощай,

глубокое,

непорочное,

слепое и поглощающее –

как творчество

.