маран-афа́

Господин Никто

1

Жмёт тревожность, и тем сильней,

чем смешней поправляешь терновый нимб, но

о чём писать ещё, если не

о себе, ненавидимом и любимом?

Взгляни на рыбьи мои глаза,

на приспущенный рта уголок, — уныние.

Постное, точно на образах,

лицо, выказывающее "увы мне".

Щелью по ротовому шву —

слова, рассыпчатые, как просо.

Осанка делает знак вопроса

окружению, где живу,

и эта жуть наконец, сама

эта смозацикленность, эта само-

замкнутость, — внутренняя тюрьма!

Психологически плотный саван.

2

Сколько лет я прожил в плену

религиозного невротизма?

Сколько съел "покаянных" мук,

сколько вымученно молился?

Размусоливал "стыдный" грех,

исповедовался дотошно.

На своих разделял, на тех;

не "потому что", считал, — "за то что".

3

Это, Отче, любовь и боль.

Назовем эту смесь — люболью.

Я не верю, что лишь с Тобой

можно подлинно быть собою.

Но неверие — моральный факт.

Ад сожжёт человечий мусор:

"да будет проклят, маран-афа́,

кто не любит Господа Иисуса".