Дождь ждал
Синь между кружевом сосновых крон помутнела, набухла фиолетом беременных туч. Надо торопиться, сейчас хлынет. До избушки недалеко, через овраг и… вдруг! Что за ерунда в его лесу? Люди! Крики!
Опять что-то там, на заросшей уже дороге. Вела она раньше к деревеньке в пять домов. Теперь-то куда едут?! Нет уже деревни, дома, сараи и плетни сгнили, осели в землю. Яблоньки остались, да ямки от колодцев. Зачем туда ехать-то?
Леший прибавил скорость, расталкивая перед собой коленями росистый иван-чай. О, машина! А рядом два мужика женщину терзают. Она отбивается! Спиной в подорожнике лежит, ногами-руками в морду насильникам, в пах..! Молодец! Да куда одной-то против двух бугаёв. Сейчас, родимая, подмога будет.
У Лешего нет с собой оружия, кроме армейского надёжного ножичка. А зачем, если белки вон с веток бусинами черничными мигают? Орехами так врагов расстреляют, мало не покажется. В ста шагах Михаил Потапыч малину с кустов слизывал. А вот за тем пеньком змейка злая. Нет, её звать не будем. Не надо некрологами лес порочить. Да и вообще, всего-то двое хулиганов.
– Эй, мужики! Отпустите девушку.
Тыц-тыц-тыц-тыц и всего-то. Бывший десантник бороду не брил, но приёмы каратэ и самбо отложились, как таблица умножения, где-то в рефлексах. Не настаивая на продолжение, двое несостоявшихся насильников впрыгнули в «Ауди» и дали дёру.
На изрядно помятом травяном ландшафте валялась гитара и очень расстроенная, растрепанная, почти раздетая женщина. Увидев спасителя, она испугалась ещё больше и… просто упала в обморок. Хотя, падать-то уже было и так некуда.
***
– И куда ж вас дурёх несёт-то? Жили бы в своих посёлках-городах, не тужили. Нет, надо им приключений на свою пятую точку и на все остальные. Возись теперь с такими вот…, – ворчал Леший поправляя сползающую с его крутого плеча бесчувственную попу.
За ним послушно перебирал лапами по черничнику недовольный Потапыч с гитарой в зубах: «Ну сколько можно?! Как что, так я. То брёвна таскай, то избу ему сложить помоги, теперь вот спасаем кого ни поподя. Только на рыбалку собрался…»
¬– Не ворчи, Мишаня. Сейчас придём домой, дам тебе медку, – не оборачиваясь, ответил Леший на рычание медведя. – Но сначала к роднику.
Дождь ждал.
***
Положив свою ношу на пригорок, мужчина снял с пояса флягу, вылил на траву остатки воды и наклонился к тонкой ласковой струйке на дне оврага. Только здесь рос самый целебный зверобой и дикий шиповник, только здесь летали огромные фиолетовые стрекозы, только в этом овраге Леший уже три года брал воду.
Он не помнил, как он тогда, давно оказался в этом лесу, как скатился вниз с пригорка к самому источнику, как, ткнувшись в маленькую лужицу окровавленным лицом, вдруг очнулся для новой жизни.
Да, было. Живительная влага спасла его тогда, сейчас поможет этой рыжей бедняжке.
Первый же глоток заставил девушку взмахнуть ресницами. Мутный, серо-голубой взгляд мимо, куда-то в тяжелеющее набрякшее небо. Леший ещё раз приложил флягу к разбитым губам, убрав со щеки золотой завиток. Потом плеснул холодную влагу на ладонь, легонько протёр девушке лицо. Что-то дрогнуло в груди. Это уже было!
Взгляды сошлись! Над лесом грохнул гром, по тёплым лопухам застучали тяжёлые капли.
– Это ты?! – прошептали такие знакомые любимые губы.
– Нет, я Леший, – неуверенно ответил он, провёл ладонью теперь уже по своему лицу, по бороде. Тряхнул мокрыми прядями. – Леший я.
А в памяти вдруг проявились какими-то размытыми контурами картинки прошлого: дом, мальчик кричит «Папа!» и она. Да, она!
– Какой ты Леший?! Ты Лёшка! Лёшенька, я же тебя так долго искала! Я за тобой, любимый!
Медведь за ёлкой бережно уложил в черничник гитару и закосолапил в сторону речной заводи. Рыбалка – это святое! Хотя, какая рыбалка в такой ливень.
