— Упс! – отмечает взор мой меткий,— похоже, мы почти в беде: стоит рядами Клара Цеткин на полках. А Урицкий – где? Неужто, побери их Ленин, по ходу закулисных дел врагами он опять застрелен, раз Питер вновь осиротел, раз увеличивает Клара и так нешуточный объём торговли Беломорканалом, набитым резаным тряпьем? И – хоть кидайся под трамваи, пролетариат, протеста из: не косяки же набиваем, нам табаку бы, а не гильз... И – р-раз! Из недр народной гущи несёт бывалого меня за угол, и за слЕдуЮщий, туда, где тачку наклоня и сдвинув кепку на затылок, передовой когда-то класс, рабочий штабеля бутылок приводит в трепетный баланс.

 

— Земеля, хошь опехмелиться?

— Ну, дык! (бутылок звонкий стук)

— Не двадцать две даю, а - тридцать за пачку: трёшка - десять штук!

— Чичас! У нас он лучший в мире, идёт буквально на ура. Свежак, с конвейера четыре, вчера... или – позавчера!

 

И таки обернулся живо (Вот, стимул порождает прыть!):

— Кури во здравие, служивый! (Не на здоровье же курить?))

————————————

Урицкий брендом был недаром, а Клара, извините, плиз, была такая божья кара построившим социализм!