Первая встреча
Усталый генеральный секретарь небес
тоскливым серым войлоком подбил
то утро выходного дня,
но в полдень солнце прорубило облака
своим ликующим мечом,
чтоб голосистым светом нас связать.
Смущённо улыбаясь, я шагал туда-сюда.
Ожившей статуэткой из слонового клыка
ты выпорхнула из метро в штанах, что так сродни
рабочей робе с нежностью внутри,
в объятия мои упав.
Древесная серёжка, как котёнок, ластилась к тебе,
но ты её с волос на гибельный асфальт
стряхнула со смущением, разрушив нежный кадр.
Ты, как дитя, вперяла в землю бирюзовые глаза
берёзового сока чище и честней,
склоняясь и дрожа под ветерком исхода дня,
робела руку протянуть. Ты солнце, чьи лучи
пробили остриями грудь мою,
и то ли солнце, то ли ты ажурную листву
выпиливали лобзиками озорных лучей.
Смешные одномерные людишки мимо нас
блестели, как надкрылья взбудораженных жуков,
сверкали пылью неотложных дел,
шуршали холодом забот.
Глазели из глубин растерянных небес
на нас резные ангелы фарфором глаз своих,
завидуя сиянию веснушек на твоём лице.
Я радостно тонул, о воздухе забыв,
в адриатических лагунах глаз твоих,
в твоих смолистых, пышных, сочных, ароматных волосах,
напоминавших мне о невесомом птичьем языке.
Под чёрной маечкой круглились два холма,
и совершенны были родинки на гладких матовых плечах,
и луч косой стерильную апатию рассёк.
Я тело нёс своё легко и без стыда –
и ту воздушность плоти помнит зрелая весна,
но не сумеет воссоздать линейный наш язык
(хотя и говорят, что он вначале был).
Я на неоновых вечерних парусах лечу домой.
Создателю хранилища миров
спасибо за создание создателей твоих.
… И будет лишь для нас двоих
гореть бесстрастно Соломонова звезда
на острие Кремля,
а там, во глубине шеольских [1] руд,
беззвучно Мандельштам и Володарский нас
благословят крушить, творить, червиветь, воскресать,
переворачивать миры и жечь дворцы.
_____
[1] Шеол – ад в иудаизме
