Чёрная курица. Часть вторая
Под потолком находилось пыльное окошко, которое открывалось внутрь.
С наружной стороны окна была решётка. Я подтянулся и увидел, что окно находится на уровне земли.
С тоской и болью (физической) смотрел я на волю.
Иногда мимо проходили чьи-то ноги. А однажды к окошку подошла толстая чёрная курица и стала ковыряться в пыли. Затем она повернула голову боком и с любопытством уставилась на меня круглым блестящим глазом, который время от времени прикрывала мутная розовая плёнка. Курица была толстая с мощными ногами и ярким маленьким хохолком. Она усиленно копалась возле окна, бросая пыль и мелкие камешки прямо в мою камеру. Я шуганул её. Курица в негодовании громко вскрикнула, презрительно посмотрела на меня в последний раз и, исполненная чувства оскорблённого достоинства, неспеша отошла от окна.
Я потряс решётку. Та была толстая и гранёная, выломать её руками было невозможно.
От боли и бессилия я готов был выть. Стал барабанить в дверь.
Минут через десять дверь открыли. На пороге стоял лысый мужик в штатском лет тридцати пяти.
Его длинная голова с узким подбородком напоминала кабачок.
Он сурово посмотрел на меня и сказал внушительно:
- Ещё раз услышу, мы тебя, бля, отделаем так, что родная мама не узнает. Понял, афганец?
Я сказал, что я не афганец, но всё понял. И покорился судьбе.
Часа через три пришёл милиционер и отвёл меня на второй этаж. Там сидел лысый.
- Ну что, алкаш, вспомнил, кто ты такой, или тебе ещё посидеть надо? - участливо поинтересовался он.
- Вспомнил, - охотно отозвался я.
- Это хорошо, - обрадовался лысый. - Не стыдно тебе прогуливать, пока вся страна работает в поте лица своего? Ты погляди, как тебя от безделья и пьянства всего перекосило. Была бы моя воля, я бы вас, тунеядцев, к стенке ставил...
- Послушайте, гражданин, я вовсе не тунеядец, - я старался говорить медленно и членораздельно. - Я офицер. И у меня болит зуб.
- Знаем мы, как у тебя зуб болит, - сплюнул лысый. - Ты расскажи, какое пойло пил? Не вздумай мне врать. Соврёшь, нечему болеть будет.
Перспектива лишиться больного зуба меня несколько приободрила.
И мне удалось не только более-менее связно выговорить название посёлка Аджикабул, в котором была расквартирована моя часть, но и вспомнить её номер. Я также назвал фамилию комполка и даже замполита, чего, правда, я не имел права делать. Но мне надо было к зубному.
- Синоптик, говоришь? - лысый всё ещё посматривал на мои тапки с большим недоверием.
Однако, судя по всему, названные фамилии и номер части на него всё же произвели впечатление.
Да и легенда моя показалась ему слишком уж замысловатой для обычного алкоголика.
Во всяком случае, он перестал мне хамить и сказал:
- Возвращайтесь, лейтенант, в камеру и сидите там тихо, пока мы не проверим, кто Вы есть на самом деле.
- Зуб! - взмолился я. - Мне бы к зубному попасть.
- Да погодите Вы, лейтенант, у меня и без Вас проблем выше крыши, - сморщился голый кабачок. - Полдня потерпели же, потерпите ещё полчасика.
А то, глядишь, если Вас не подтвердят, то стоматолог и вовсе не понадобится.
И меня вновь увели в кутузку с зарешёченным окном, правда, дали на этот раз стул.
Полчаса продлились более часа. Наконец, меня выпустили. Лысого видно не было.
Извиняться он послал длинного. На этот раз Паша не только представился по всей форме, но и выразил сожаление по поводу доставленного мне некоторого неудобства. И вообще он показался мне очень вежливым для представителей своей профессии парнем - проявил участие и даже предложил лично доставить меня к врачу. Была половина пятого, и его предложение было кстати.
Я был счастлив, что успеваю до закрытия.
Мы сели на его мотоцикл и, распугивая мирно пасущихся кур, помчались к дантисту.
Увы, радость моя была недолгой. Кабинет оказался закрыт на клюшку.
И никакой жизни в тёмном помещении не наблюдалось.
- Вот кто настоящий тунеядец. Ушёл за двадцать минут до окончания рабочего времени, - посетовал я.
Паша только пожал плечами: - Это не наша проблема. Частная практика. А по ним указания не поступало.
Увы, самое страшное было даже не то, что кабинет уже закрылся, а то, что вывешенное на двери расписание гласило, что последующие два дня - суббота и воскресенье - выходные.
Несолоно хлебавши вернулся я в свою часть. Впереди была очередная бессонная ночь. А как дожить до понедельника, я не представлял вовсе. Конечно, можно было утром направиться в Баку. На автобусе до города часа три. Но, во-первых, надо было разыскать начальство и согласовывать свой отъезд, что в пятницу вечером было весьма проблематично, а во-вторых, я вовсе не был уверен, что в Баку найдётся работающий зубной кабинет.
С этими тяжёлыми мыслями я выпил остатки водки.
И, закусив последней порцией димедрола, завалился спать.
